* * *
Если Мовиндьюле требовались доказательства того, что мир устроен несправедливо, то дальше Розового моста можно было и не искать.
Макарета пришла не одна.
Под мостом через реку Шинару собралось человек пятнадцать или даже двадцать. В середине лета уровень воды низкий, поэтому между плоскими камнями хватило места всем. Сходка походила на странный ночной пикник. Некоторые пришли в плащах и положили их на камни. Принесли корзины с фруктами и сыром, несколько бутылок вина. Вокруг стояли фрэи, прихлебывая из деревянных кубков. У каждого был темный плащ с капюшоном, хотя мало кто удосужился его надеть; хламиды вешали на руку или на плечо – вероятно, на случай холода. Мовиндьюле задумался, не следовало ли ему захватить теплые вещи, однако ночь стояла душная, и вряд ли бы он замерз в своей ассике. Жаль, что он не успел переодеться в короткую льняную и пришел с совета в чем был.
Хотя луна еще не взошла, под мостом разливалось тусклое сияние. Повсюду плавали шары света, переливаясь разными цветами и подпрыгивая, как мыльные пузыри. Принцу доводилось видеть их прежде, обычно на устраиваемых миралиитам празднествах. Шары отражались от поверхности Шинары и освещали пространство под мостом, бросая на лица дрожащие отблески и придавая происходящему карнавальные нотки.
– Ты все-таки пришел! – обрадовалась Макарета, выбежав ему навстречу. Она была в плаще, хотя и отбросила полы за спину. В руке она держала деревянный кубок.
Макарета обняла Мовиндьюле.
Он застыл на месте. Объятий он не ожидал и понятия не имел, что теперь делать. Его еще никто не обнимал. Ходили слухи, что матери обнимают своих детей; Мовиндьюле точно знал, что у отцов такой привычки нет.
Когда девушка отодвинулась, принц заметил, что ее чаша плавает по воздуху. Макарета смущенно улыбнулась.
– Не хотела облить тебя вином. Мне нравится твоя ассика! Хотя при сегодняшней погоде в ней должно быть жарковато.
– Ты вообще в плаще! – выпалил принц и устыдился своего вызывающего тона. К счастью, Макарета ничуть не оскорбилась.
– Мы всех при плащах. Это идея Эйдена. Он решил, что нам нужен символ единства. По-моему, глупая затея. Летом в них слишком жарко, зимой они не особо греют, но мы должны носить их на каждом собрании. Никто эти плащи не надевает, мы просто таскаем их с собой. Лучше, чем татуировки, которые предложил Риналд. Он сказал, что так мы покажем серьезность своих намерений. Договориться о рисунке и месте, где их накалывать, нам так и не удалось. Разгорелись споры, и пришлось ограничиться плащами. Их сделали Инга и Флинн.
– Сшили вручную?
Макарета засмеялась.
– Конечно, нет!
Мовиндьюле все еще вспоминал, как она его обняла. От девушки пахло сиренью; она коснулась теплой щекой шеи принца и прислонила безволосую голову к подбородку. И ее руки обхватили его за спину… Если бы он только знал, если бы не был так ошеломлен, то обнял бы ее в ответ. И тогда смог бы разгадать, где кончается одежда и где начинается сама Макарета.
– Держи. Выпей вина, – предложила девушка, протягивая кубок. – Очень хорошее. Его принесла Инга. Гораздо лучше, чем жуткое пойло, которое Риналд как-то раз достал якобы у известного винодела. Попробуй!
Мовиндьюле схватил парящий в воздухе кубок, влажный с одной стороны. Пить ему не хотелось, потому что вином он не увлекался. Принц пил в основном воду, при случае – яблочный сидр. Вкус вина и меда он не любил. Он не притрагивался к ним с тринадцати лет – с тех пор, как попробовал впервые. И никогда не пил ни с кем из одного кубка. Ведь он принц! Он не делился ничем и ни с кем, но кубок Макареты взял. Внутри плескалась темная жидкость. Поверх края кубка на него выжидающе смотрели огромные кошачьи глаза Макареты. Поднеся вино к губам, принц сделал крошечный глоток. Вкус фруктов, гораздо слаще, чем ему запомнилось. Он попробовал еще раз, отпив чуть больше. Вино оказалось удивительно легким, без привкуса горечи.
После третьего глотка принц заметил вокруг себя толпу безволосых фрэев.
– Здесь все миралииты?
– Конечно! – с неожиданной серьезностью воскликнула девушка. – Не-миралиитам здесь не место!
– Почему?
– Мы говорим о таких вещах, которых им не понять.
– О каких же?
– К примеру, о том, что миралииты не должны прятаться под мостом, чтобы говорить правду. Разве я не прав? – спросил рослый фрэй гораздо выше Мовиндьюле ростом, подходя с двумя кубками, один из которых вручил Макарете.
– Это Эйден, – представила она.
– А ты – знаменитый Мовиндьюле. – Эйден усмехнулся. – Макарета сказала, что есть шанс увидеть тебя на нашем скромном сборище, только я ей не поверил. Да и кто бы мог такое вообразить? Для нас это большая честь.
Эйден смотрелся старше Макареты, хотя и был еще молод – наверное, не больше пяти сотен и уж точно не старше первого миллениума. Те, кому лет больше, кажутся слегка запыленными. Так Мовиндьюле стал недавно думать о фрэях с устаревшими манерами и вкусами, равно как и с архаичными взглядами. Те, кто жил свой второй миллениум, пусть и не выглядели старыми, но двигались, разговаривали и обладали убеждениями, которые выдают возраст. Они словно прибыли из другого, древнего мира… Эйден был молод, как и Макарета, как и все под мостом.
– Чем вы занимаетесь? Я имею в виду, зачем вы сюда пришли? – спросил Мовиндьюле, оглядываясь по сторонам.
Ближе к реке трое юношей в плащах устроили водную баталию. Они выхватывали из потока шары, как недавно проделал Мовиндьюле у фонтана, и швыряли их друг в друга. Принцу доводилось наблюдать за подобными играми миралиитов во время празднеств, и ему всегда казалось, что это очень весело.
– Чтобы насладиться правильной компанией вдали от глупцов, чужаков или тех, кто не видит между нами разницы. Разве я не прав? – спросил Эйден, и Макарета кивнула.
На губах Эйдена постоянно играла легкая улыбка. Мовиндьюле считал, что все улыбки – от притворства. Впрочем, Эйден мог улыбаться искренне, ведь молодым нет нужды притворяться. Вероятно, он радуется присутствию принца.
– Мы считаем, что наша культура находится на пороге новой эры. Прошло почти двенадцать тысяч лет с момента основания Эстрамнадона, когда Гилиндора Фэйн и Каратак возглавили нас и создали общество фрэев. Ты знаешь, что Гилиндора была из нилиндов… ремесленников?
«Неужели он считает меня идиотом?»
– Разумеется, знает! – воскликнула Макарета с таким презрением, что принц заулыбался.
Эйден то ли разозлился, то ли смутился, что ему сделали замечание.
– Ладно, однако знаешь ли ты, что она плела корзины?
Мовиндьюле было приятно, что Макарета удивилась не меньше его.
– Ага! – торжествующе воскликнул Эйден. – Так я и думал. Именно этим она и занималась – плела корзины из камыша. Только представьте! Фэйн – плетельщица корзин! Тогда жизнь была совсем другая. По большей части наше общество создавалось во времена… ну, скажем, до Искусства. И так понятно, что если бы среди изначальных племен были миралииты, то Гилиндора не стала бы первой фэйн. Разве я не прав?
