Все сидели вокруг распростертой фрэи, укрывая ее от морских ветров и по очереди держа ее голову на коленях, – палубу сильно качало.
– Тебе не удалось захватить таблички? – спросила Брин у Мойи.
Та пожала плечами.
– Вы ушли, и к нам стали относиться как к узникам. Я уж думала, нам конец, когда явились дхерги и отвели нас в порт.
Мороз и Потоп согласно закивали.
– Мы живы, – сказала Персефона Брин, – и на пути домой. Этого достаточно, и хвала Мари!
– К сожалению, я мало что разобрала на тех табличках. Хотела изучить их вчера, но…
– Она уснула, – проговорила Роан.
Брин склонила голову набок.
– Разве ты сама не спала?
– Нет, я не сплю, если нужно над чем-то поработать, а вчера у меня было полно дел. – Роан улыбнулась. – Ладно тебе, все хорошо!
Брин кивнула.
– Знаю. Жаль только, что я не сумела…
– Ты не поняла: все и правда хорошо. Я обо всем позаботилась.
– То есть?
Роан открыла сумку и достала тонкую скрученную трубочку. Брин придвинулась ближе. Роан развязала веревочку и развернула свиток.
– Маленькие человечки называют это пергаментом, его делают из шкур овец. На пергаменте рисуют карты и чертежи. Материал очень тонкий и легкий. На нем можно писать тем, что называется чернилами. Увы, их-то у меня и не было под рукой.
Внутри пергамент покрывали значки, которые очень напоминали те, что были начертаны на каменных табличках.
Брин смотрела на них с изумлением.
– Как тебе это удалось?
– Приложила пергамент к табличкам и втерла уголь сверху. Получились значки.
Брин потянулась за свитком.
– Осторожно, – предупредила Роан, – не то смажешь.
Наблюдая, как они изучают свиток, Персефона улыбнулась. Затем она посмотрела на Сури, и улыбка исчезла. Мистик по-прежнему сжимала меч, глядя в никуда.
– Красивый меч, – похвалила Персефона. – Роан, теперь, когда ты наблюдала за гномами, ты сумеешь сделать такие же мечи?
Роан кивнула.
– Этот клинок прочный?
Роан снова кивнула.
– Думаю, следующий выйдет даже лучше. Если бы я могла…
– Погоди, а этот клинок прочный? Он не хуже бронзового?
– Даже лучше.
– Уверена?
Роан снова кивнула.
– Вот и прекрасно. – Персефона прищурилась, разглядывая значки на лезвии. Они отличались от тех, что она видела на табличках. – Что здесь говорится? – спросила она у Сури. – Какое у нее настоящее имя?
Мистик промолчала.
Брин посмотрела на Сури с опаской.
– Его… его трудно произнести.
Корабль качало на волнах, и Персефона порадовалась, что Арион теперь не будет страдать от морской болезни, которая поразила ее на пути в Кэрик.
Много часов они молчали. Наконец Сури заговорила – впервые с тех пор, как они покинули Бэлгрейг.
– По-настоящему ее звали Гиларэбривн.
Персефона чуть улыбнулась.
– Минна мне нравится больше.
– Мне тоже, – сказала Брин.
– И мне, – согласилась Сури. Она посмотрела на меч и подняла его над головой.
– Не надо! – вскрикнула Персефона. – Что ты делаешь?
– Мне кажется, он тоже должен остаться в прошлом, – заявила Сури.
– Если он тебе не нужен, можно я сперва им воспользуюсь?
– Зачем?
– Изменю мир!
Сури с недоумением посмотрела на клинок.
– Клинок волшебный, Сури. Таким его сделала Минна.
– Ты ведь знаешь, что настоящей силы в нем нет. – Сури протянула меч Персефоне.
– Поверь мне, Сури, – проговорила Персефона, ощущая в руках тяжесть клинка, – этот меч изменит все!
Глава 31
Киниг
«Некоторые вещи невозможно предвидеть. Я всегда об этом думаю, вспоминая Адгара».
«Книга Брин»
Вожди пытались всячески показать Рэйту свое расположение, однако это лишь напоминало дьюрийцу о том, что жить ему осталось считаные часы. Последнюю ночь он провел в чертоге – Липит уступил свою кровать. На ужин ему достался сочный поросенок – тот самый, которого Харкон припас для пира. Круген угостил своим лучшим вином, но Рэйт пить не стал. Отец научил его, что перед битвой голова должна быть ясной. Выпить можно и потом.
Еще Липит предлагал ему женщин. От них Рэйт также отказался. Херкимер считал, что женщины вытягивают из мужчин жизненную силу. Разумеется, Рэйт знал, что большая часть его «отеческих наставлений» – полная чушь, особенно те, что касались семьи и того, что меч и репутация – превыше всего. Отказался он по иной причине: ему было неинтересно. Эти женщины ничего для него не значили; Рэйту хотелось, чтобы в последнюю ночь с ним была совсем другая…
Рэйт не имел ни малейших сомнений, что Адгар его убьет.
Один из столпов схватки – уверенность. Чтобы победить, воин должен верить в свою победу. Рэйт знал совершенно точно: ему ни за что не одолеть Адгара. Хотя по дьюрийским меркам он сам слыл неплохим воином, среди гулов Адгар считался великим бойцом, а ведь даже отец Рэйта признавал, что в бою гула-рхуны лучше дьюрийцев. Такими гулов сделала безнадежность их положения, ведь они были единственными на лике Элан, кому приходилось труднее, чем дьюрийцам. Сотни лет фрэи посылали на них войска, и война стала неотъемлемой частью жизни гулов.
– Ты собираешься его убить, да? – спросил Тэш, открывая окна и впуская утренний свет. Ночью мальчишка спал на подстилке возле кровати, пораженный роскошью комнаты.
– Конечно, – ответил Рэйт. – Я же Убийца Богов, верно? С гула-рхуном наверняка справиться легче, чем с фрэем.
– Ты станешь кинигом!
– Похоже на то.
– Твое слово будет законом для всех кланов, для тысяч и тысяч людей!
– По идее, да.
Мальчик дошел до окон, выходящих на море, и продолжил открывать ставни. Он все еще был худым как мешок с костями, зато у него появился здоровый румянец. Впервые Рэйт заметил на подбородке и верхней губе Тэша пробивающуюся щетину – и внезапно огорчился, что не увидит, каким мужчиной станет этот ребенок.
– Наверное, тебе понадобится новый Щит. У кинига должен быть настоящий Щит!
– Ты и есть настоящий Щит.
– Ну, ты понимаешь…
Через несколько часов Рэйт все равно умрет, так какая разница?
– Послушай, ты – единственный дьюриец со мной рядом. Конечно, тебе нужно немного подрасти, зато происхождение у тебя достойное. Вырастешь, обзаведешься мускулами, хорошенько потренируешься и в один прекрасный день станешь величайшим воином в мире, по большей части потому, что ты дьюриец. – Рэйт поднял башмак с пола и сунул в него ногу. – Только… – Он замялся и топнул, чтобы надеть его получше.
