Еще в ранней моей молодости отец мне внушал, что без прямой и действенной поддержки России Чехословакия никогда не сможет выстоять в борьбе против германского наплыва. Эта идея укоренилась во мне так же глубоко, как и у большинства чешских политиков. Мы всегда полагали, что в защите от германизма не можем положиться ни на какую иную страну, кроме России. Мюнхен протрезвил и тех из нас, кто еще надеялся на активную солидарность Англии. Мои личные контакты с американскими государственными деятелями убедили меня в том, что Соединенные Штаты, как и Англия, не способны понять, что защита Чехословакии от германизма служит одной из важнейших гарантий мира в мировом масштабе.
В 1920 году, когда советские части под командованием Буденного приближались ко Львову, мой отец вместе с Эдуардом Бенешем пригласили к себе Вашего посла Мостовенко и сделали перед ним знаменательное заявление: они подчеркнули, что с того дня, когда русские части займут западную Галицию, наше государство признает права России на Закарпатскую Украину со столицей в Ужгороде — в знак наших симпатий; кроме того, они указали, что готовы немедленно подписать с вами союзнический договор. И это несмотря на то, что ваши части шли тогда в сражения со словами “Интернационала” на устах…
Еще в 1914 году чешские военнослужащие из состава австрийской армии массами сдавались в плен русским, хотя в Австрии существовал почти парламентский режим, тогда как русские войска еще сражались за царя, властвовавшего самодержавно и деспотично. Но ведь это были русские, наши давние братья.
Вспоминаю о нашей встрече в Москве, состоявшейся при подписании союзнического договора. Тогда Вы мне сказали, что СССР и в дальнейшем будет проводить традиционную политику славянского братства и возрожденной Чехословакии нечего опасаться, будто вновь может дойти до рецидива германского вторжения.
Никогда не забуду о нашей работе с г-ном Молотовым в Сан-Франциско; тогда я открыто и искренне говорил ему, что могу не соглашаться с некоторыми предложениями вашей делегации, однако дружба с вашей страной — основной фактор нашей внешней политики и мы всегда останемся с вами. Тогда Вы поблагодарили меня в личном письме, которое я заботливо сохранил как залог нашего искреннего и дружественного сотрудничества.
Я не чинил ни малейших препятствий при передаче СССР Подкарпатской Руси. Наоборот — был рад осуществлению того, что хотелось моему отцу еще в 1920 году. Старался ускорить — насколько это было в моих силах — предоставление вашей стране чешских урановых шахт — в подтверждение того что, окажись СССР втянутым в какой-либо вооруженный конфликт, мы всегда остались бы на вашей стороне.
Не в последнюю очередь совсем недавно я без колебаний последовал совету г-на Молотова, когда обсуждалось, принять ли Чехословакии американские кредиты или отвергнуть их; мы отклонили эту помощь, еще раз явно демонстрируя, что внешняя политика моей страны тесно связывает себя с интересами СССР.
Сразу вслед за возникновением правительственного кризиса в Чехословакии мне хотелось узнать Ваш личный взгляд на требования КПЧ. Вы были так любезны, что в ответ на мои вопросы направили мне дружеское письмо и прислали г-на Зорина. Я был весьма признателен Вам за чистосердечие и откровенность, которые Вы проявили, касаясь некоторых проблем деликатного свойства. Вы разъясняли мне, что по соображениям превентивной безопасности для СССР необходимо иметь в Праге сильную власть, неколебимо верную духу русско-чешского союзничества. Г-н Зорин говорил со мной в том смысле, что Вы безраздельно доверяете президенту Бенешу и мне, но что, однако, в нашем федеральном собрании множество изменников и заклятых врагов СССР, которые готовятся осуществить государственный переворот и дать абсолютно иной курс нашей внешней политике, провоцируя конфликт между Россией и Америкой, что вызвало бы гражданскую войну в Чехословакии. Некоторые факты, о которых сообщал г-н Зорин, были действительно тревожащими, хотя я и не мог разделить все его выводы.
Но так или иначе, а вопрос Вы поставили совершенно ясно, указали, что коммунистическая партия ни в коем случае не помышляет о советизации страны, дело касается лишь исполнения патриотического долга чешских коммунистов, а также их долга перед славянской общностью. Г-н Зорин заклинал меня поддержать Готвальда в его атаке на Бенеша; у меня и сейчас звучит в ушах его серьезный и просительный голос, его заверения в абсолютной необходимости того, чтобы сын Масарика помог уберечь Чехословакию от гражданской войны, спас страну, славянскую солидарность и целый мир. И еще добавил, что мой отказ означал бы поражение нашей панславянской политики и мог вызвать глубокие перемены в ориентации всей вашей внешней политики.
Я внял Вашим аргументам и поддержал г-на Зорина в его переговорах с Бенешем, получив и устное, и письменное заверения, что коммунистическая партия не злоупотребит ситуацией для захвата всей власти и насаждения в нашей стране экономических и политических принципов, глубоко чуждых для нашего народа и его истории. Вам, разумеется, хорошо известно, что мое участие сыграло решающую роль и что после этого вмешательства президент Бенеш дал согласие на создание нового правительства Готвальда; так были предотвращены гражданская война в стране и разрыв с СССР. Вся моя моральная ответственность была поставлена на карту перед президентом и моей родиной.
Вскоре, однако, я понял, что коммунистическая партия ни в малейшей мере не собирается держать обещаний, которые мне были даны. Официальная власть в нашей стране абсолютно ничего уже не значит. Воцарился режим, при котором законы создаются “комитетами действия”. В тюрьму отправляют людей, единственная вина которых заключается в том, что в довоенный период они выступали против коммунистов. Их бросают за решетку, хотя часто дело касается верных друзей и сторонников братского союзничества с Россией. В моем собственном министерстве “комитет действия” аннулирует мои распоряжения и отдает свои приказы моим служащим. Это означает, что у нас в самом деле налицо советский режим с той лишь разницей, что советы называются “комитетами действия”.
В Чехословакии уже не приходится говорить о свободе. Свобода сменилась гнетом, которому одна партия подвергает всех своих политических противников, готовя почву для установления полицейского и авторитарного государства.
Знаю, что понятие свободы Вы толкуете иначе, чем я. В вашей стране решающую роль играют явно материальные потребности и интересы. Однако мы привержены системе, которая не имеет ничего общего с полицейским режимом, который надвигается в Чехословакии. Я получаю десятки писем от своих друзей, упрекающих меня в том, что я способствовал воцарению этого режима и изменил всему, что сделал для родины мой отец. Президент Бенеш в нашем последнем разговоре поставил мне в укор доверие обещаниям г-на Зорина, сделанным от Вашего имени.
Конечно, я мог бы публично признать свою ошибку, заявить во всеуслышание об отставке, мог бы включиться в борьбу против правительства Готвальда и его политики. Но это означало бы и выступление против вашего правительства, против законной власти в России! А сын Масарика никогда бы не пошел против власти, вершащей судьбы России, никогда не дал бы шанса противникам России, которые только и ждут ваших ошибок и просчетов, чтобы максимально воспользоваться ими в борьбе против колыбели славянства. Я не один, кого обманули посулы г-на Зорина. И я не один, кто отказывается от борьбы за идеалы свободы, поскольку она оборачивается и борьбой против России. Нас тысячи и тысячи, интеллектуалов, без которых вам никогда не построить защитный бастион в Центральной Европе, без которых любые ваши меры превентивной безопасности могут оказаться однажды тщетными: потому что, если возникнет момент смертельной опасности для вашей страны и всего славянства, вы не найдете здесь ничего иного, кроме власти, которую ненавидит вся страна, которую презирает цвет нации и которая опирается только на штыки своей полиции и жандармерии.
