– Поговори у меня ещё! – цыкнул ротный, приставив свой кулак к носу Шестакова.
Хороша благодарность – пролёт в сборе трофеев!
– А ты, Дед, винтовку потерял?
– Потерял, – с полным отчаянием в голосе, по Станиславскому, ответил я. – Вот, подобрал, что попалось. Не с голыми же руками воевать?
Ротный стал хрюкать носом.
– Ладно, на! Это вам, – он скинул со своей спины заплечный мешок, передал мне. Там булькнуло. – Открывать – на ночлеге. Смотри, Дед, ослушаешься! На ночлеге!
Дед? Я – ослушаюсь? Хотел я уже возразить, но опять осадил себя. Не мне этот запрет. Только что ротный фактически назначил меня старшим в нашем пулемётном расчёте. Кто главный? Тот, кто распределяет материальные блага. Потому завхоз роты старшиной именуется. Что старший. У кого мешок? У меня. Так что, Немтырь, соси сосок – у нас глазок!
Пришли в остатки подвала станционной сторожки. Тут горела-коптила сплющенная гильза. При этом изменчивом свете, плясавшем на рядах спящих штрафников, и поужинали, чем ротный послал – кроме законных котелков с остывшей кашей, – две буханки хлеба, сосиски в банке, пачка галет, три банки тушёнки. Ананасы в банке. Охренеть! Ах да, бутыль мутного самогона. Это Шестакову. У него теперь не еда, а закусь.
– Хорош! Выпил полбутылки, остепенись! Моя это половина, чего ты не понял? Спи давай, баран!
Штрафные будни
Утром нас построили и погнали в тыл. Да-да, покормить забыли. Как придём, так пожрём, говорят.
Блин, хорошо, что Пяткин что-то намухлевал с моим телом, и то я начал потеть. А обычному человеку, как переть рюкзак с непосильно нажитым, две сумки с коробчатыми магазинами, полными патронов, ППШ тоже – не пушинка, пять гранат и ящик патронов немецкого калибра к нашему пулемёту? Кроме этого, каска, шапка-ушанка, скатка мадьярской шинели, плащ-палатка, ватник, ватные штаны, кирзачи! И алкаш-доходяга, что один пулемёт еле-еле прёт, помирает с похмелья, сука! Тоже мне, алкаш – с полбутыля самогона помирает! Слабак! Не умеешь – не берись. Питок, гля!
С другой стороны, мне не приходится тащить миномёт или миномётную плиту, как моим соседям. Или ящики с минами. Да и наш пулемёт всяко легче, чем «максим»! «Максим» вообще несут по очереди, хотя и сняли тело пулемёта со станка.
Да, кстати! Где загрядотряды? Где чекисты? Где расстрельные пулемётные команды? Пустая степь, редкие скелеты стаек деревьев, что обрамляют овраги, низинки с водой, речушки и ручьи, как щетина обрамляет провал рта. Никаких заградотрядов. Только наша колонна и вороны. Больше никого. Будто не центр России, а марсианская пустыня. Где наша охрана? А ну как мы разбежимся в разные стороны? А?
Никуда мы не разбежимся! Даже баран Шестаков понимает, что некуда бежать. Зачем нам конвой, если достаточно простого бдительного постового на перроне? Куда мы без знаков различия, без документов, без командировочного удостоверения, без выписки из приказа о постановке на довольствие? Обратно в штрафную роту? С увеличенным, до пожизненного, сроком. Можно, конечно, забиться в глухую дыру и прожить всю оставшуюся жизнь дикарём без возможности выйти к людям. Это жизнь? Даже когда война закончится – куда ты без паспорта? А как ты получишь паспорт? «Где ты был в ночь с 21 июня 1941-го по 9 мая 1945-го?»
Хорошо организована система. Одно непонятно – почему до сих пор они не поймали гридня княжеского?
Пришли. Обед!
О, пополнение! Продолжает косячить личный состав доблестной РККА!
До завтра отдых. Надо привести своё оружие и обмундирование в божеский вид. А то весь в ржавых пятнах крови. И ППШ запущен. Откажет в самый ответственный момент. Чешское убожество пусть Немтырь обслуживает.
* * *
А ничё житуха в штрафниках! Не так страшен штрафбат, как его малюют. Если так и дальше пойдёт – как раз погоны и получу. Совсем нас на смерть не гонят. Ну, не больше, чем остальных. Без артподготовки наступали? Так там и не немцы были. Справились же. И потери не зашкаливают.
Одно не пойму – штрафная рота должна подчиняться штабу дивизии. Одной дивизии. Так было. Я читал. При мне мы уже сменили хозяйства двух дивизий. А сейчас отдых – перед маршем. Опять куда-то двинемся. Дали бы нам день отдыха перед переходом меж полками одной дивизии? Дальняя дорога нас ждёт – к цыганке не ходи!
Потому и пригнали всех накосячивших в этой дивизии. Сбагривают. Подгонят и с других. Что тут их – три десятка… Отдельную роту с отдельным режимом службы организовывать ради пары десятков человек? Да и командиром кого попало не поставишь. Не каждый ещё и горит энтузиазмом командовать штрафным сбродом. И да – уголовников тут нет. А в Москве были. Кончились? Там я нашёл Брасеня и Прохора. Тут кого найду? Какого самородка? Пока только угрюмого алкаша Шестакова. То ещё золото дураков.
Что, кончились рояли? Кусты замёрзли?
Куда пойдём? В Сталинград? Что там сейчас? По сводке – уличные бои. Сбивают самолёты десятками. Массовый героизм проявляют. Ничего не поймёшь по сводке. Тем более не имея карты.
Ладно, закончили процедуры, сон нагуляли. Сейчас порубаем жидких щей – и на боковую. Впереди нас ждут необъятные просторы Родины и несметные полчища врагов. Как в сказке!
* * *
Шли два дня. Опять на юг. Сталинград уже близко. Это ощущается во всём, даже в воздухе. Степь больше не марсианская пустыня. Лунная. Сплошные кратеры. Остовы разбитой техники, клочья колючей проволоки на разбитых позициях. Земля вся перерыта воронками, осыпавшимися окопами, проваленными блиндажами. Бои тут были ожесточённые.
Из земли в небо тянутся нитки дымов – из необваленных блиндажей. Пахнет дымом и гарью. Людьми и смертью.
В небе мельтешат самолёты по своим делам. Им мы не интересны. У них другие задачи.
По оврагам, низинкам, вырытым капонирам – танки, пушки, «катюши», под растянутыми на кольях маскировочными сетями.
На возвышенностях – тянут в небо свои хоботы стволов зенитки. Рядом – патефоны постов обнаружения, грузовики с прожекторами в кузовах.
По петляющим дорогам суетятся грузовики, гужевые упряжки, одиночные и групповые верховые. Колоннами всех размеров спешат люди. Кто-то, как мы – навстречу канонаде, кто-то обратно.
На перекрёстках этих фронтовых дорог регулировщицы под охраной пары бдительных бойцов с лычками НКВД. Вот и заградотряды начались. Это и есть заградотряд – эти двое. А больше и не надо. Остановят они подозрительного, а сопротивляться вздумает – тут желающих вражину попинать – до горизонта. Тут люди простые. Сопротивляешься бойцам НКВД – враг. Своих же не пинают. А если пинают, однозначно враг.
Мы постоянно сходим с разбитой колеи дорог, пропуская то батарею, то колонну грузовиков.
Канонада и всполохи на юге навевают тревогу.
Сколько войск! Я уже начал забывать, насколько большие людские массивы перемалывают друг друга. Миллионы людей! И немудрено – последнее время я как-то больше дикарём воевал. Плен, Пяткин, хроно-«зайцы». Вот рота. И забудешь, что идёт титанических масштабов месилово.
