– Ты угадал, – сказал тот же женский голос, – свет дали.
А вместе со светом нервное напряжение поднималось в здании. Эпицентр этого напряжения плыл плавно в мою сторону. Вот они, уже рядом.
«Бася, покажи мне их».
Пошла картинка. Ах, Бася, ах, проказник! Мой костюм самостоятельно шёл рядом с Кельшем. Повинуясь моему мысленному пожеланию, Бася осмотрел себя – он принял вид бойца осназа.
Кельш, старый ты урод! Как же я рад тебя видеть! Хмурит своё изуродованное пытками лицо, слушает начальника госпиталя.
Кельш. Когда в 1942-м «активировалась» «пятая колонна» скрытых оппозиционеров во власти, возбуждённая утечкой информации о «пришельце из будущего», то есть обо мне, Кельш провёл блестящую операцию. Можно было выявить скрытых врагов, купировать угрозу кастрацией голов, чтобы не «утекло» к их покровителям в Лондон. Но «кадры» Сталина поступили тоньше и мудрее. Кельш позволил себя захватить. Под пытками выдал заранее подготовленный «слив», рассказал им часть картины будущего. Под нужным углом зрения.
Случилось так, как надеялись – раскол «пятой колонны», грызня оппозиционеров меж собой. Среди противников Сталина не все были противниками СССР, не все были врагами России, не все были русофобами. Много было там патриотов. Много. Большинство. Обиженных жесткостью Сталина и Ко, его «лес рубят – щепки летят». Не «проникнувшиеся моментом». Много заблудших, отравленных, обманутых.
Обработанные, зомбированные, но элита народа! Умные, грамотные, активные, обладающие огромным опытом по управлению страной. Терять таких людей непозволительная роскошь. Чтобы их сохранить, Кельш и пожертвовал собой.
Информация за рубеж не ушла. Большинство «оппозиционеров» приняли «суровую необходимость», перешли на сторону Сталина и Ко, сдавая всех остальных. По стране прокатилась волна сердечных приступов, внезапных смертей, весьма влиятельные люди умирали от насморка, стрелялись от внезапно навалившейся тоски и безысходности. Вся сеть лондонской разведки оказалась парализована. Затошнило их патронов также и в Вашингтоне, и Берлине, и в Цюрихе – их сети тоже «легли», в случае Берлина в очередной раз. Её, разведку Канариса, вырезали в очередной раз. Власть в стране была пастеризована, как пакет молока. Быстро и незаметно для работающего и воюющего народа. Блеск! И огромное личное мужество этого чекиста. Респект и уважуха!
Вот процессия достигла дверей. Сопоставив мои ощущения и трансляцию Баси, понял – они дошли до моей палаты. А где Маугли? Бася? Мальчишка запищал, когда железные пальцы сомкнулись на его плече. Бася, потише! Железный Дровосек!
Вижу жалкое зрелище – самого себя со стороны. Вижу, как сам вздыхаю тяжко, вижу, как щель в бинтах издаёт звук голосом Кузьмина:
– Здравствуй, Николай Николаевич! Всегда Кока-Кола!
Кельш улыбается:
– Рад тебя видеть!
– Не сильно вы спешили, – пеняю ему.
– Так ты же прятался! Мотаюсь по всему юго-западному направлению уже третий месяц, следы твои распутываю. Ладно, потом поговорим. Товарищ полковник медицинской службы, доложите нам состояние этого куска мяса.
Начальник госпиталя удивлён. Запинается. Привык народ бояться НКВД, тем более генералов НКВД.
Вперёд выступает другой медик-боец. Белый халат, с тщательно проглаженными складками, накинут был впопыхах. Кельш останавливает полковника, кивает капитану медслужбы. Тот уверенно докладывает – я его пациент, капитан знает лучше.
Кельш кивает и уступает место ещё одному командиру – подполковнику. Он представляется командиром дивизии, в боевых порядках которой сражалась наша штрафная рота. Зачитывает приказ о снятии с меня судимостей ввиду искупления – героизмом и кровью. Потом зачитывает приказ о моём награждении медалью «За отвагу». Кельш мотает головой:
– Неверно составлен приказ. Оба приказа. Исправьте. Фамилию Кенобева Обивана Джедаевича замените на Кузьмина Виктора Ивановича. Да-да! Тот самый Медведь. Прятался от нас. Знали бы, что так примитивно себе псевдоним выберешь… – Кельш махнул рукой.
Немая сцена. Подполковник стоит ни жив ни мёртв. С коробочкой в руках. Бася, в виде бойца осназа НКВД, подходит ко мне и принимает привычный для меня вид черного скафандра. Поднимает меня и несёт.
– Товарищ капитан медслужбы, прошу избавить меня от бинтов и прочих инородных предметов. Пройдёмте в перевязочную, – говорю я звуковыми модуляторами Баси.
Спустя несколько минут я зачитывал данные медблока. Плохи дела! Все раны у меня – заживут, без базара, но повреждения спинного мозга и глаз необратимы. В полевых условиях. Необходим стационарный медицинский биореактор. Нужен корабль Пяткина. Что сейчас обломками раскидан по площади 1,6 тысячи квадратных километров.
Пока Бася занимался моим телом, я беседовал с Кельшем.
– И зачем вы меня решили выдернуть?
– Не навоевался?
– Навоевался. Ещё полгода назад навоевался. Как в плен попал, так и навоевался. А что, война кончилась?
– Нет, не кончилась. Вроде и победили мы на Кавказе и на Волге, а наши заклятые союзники у нас опять хотят победу отобрать.
– Что случилось?
– Турция присоединилась к странам Оси. Закавказье – потеряно. Высадка турецкого десанта в Новороссийске. Надо останавливать и разворачивать танковые армии. И перебрасывать войска обратно на Кавказ и Краснодар. Вертать всё взад.
– И мы остались без горючего.
– И мы остались без нефти Баку.
– Наглы?
– А кто?
– Да, Гитлеру, при всём желании, не хватит мощёнки сдвинуть «диван» с места. Только этим вечным интриганам с острова это по силам. Турки их рабы. На сколько хватит запасов?
– Что там было, запасов этих?
– Всё так плохо?
– Плохо. Но не смертельно. Турция взбеленилась не вдруг. И наша разведка свой хлеб с маслом не зазря ест. Оборудование с нефтепромыслов едет в Сибирь. Эвакуация населения и народного хозяйства проведена планово и почти полностью. Так что пободаемся. Нам с турками не впервой воевать.
– А что это наглы так в открытую гадят?
– О тебе слухи не получилось скрыть. Протекло. В открытую они ещё не присоединились к Гитлеру, ждут наших предложений. Но вполне могут. А где Англия – там и САСШ. И прочие колонии. Одним словом – даже если бы ты погиб, – это не предотвратило бы войны со всем миром. А вот ты живой – ещё можно поиграть. И как поиграть!
– Говорили мне умные люди – Большая Игра – это больно. И это правда. Как будете меня «играть»? Что решили? Сдать меня им в аренду? Или продать?
– Ёжнулся? Врагов укреплять? Как говорят твои: «Щаз!» Но поиграть можно!
Я тяжко вздыхаю – все их игры по мне мясорубкой проходят, а Кельш горестно усмехнулся:
– Теперь расклад ты знаешь. Я от тебя почти ничего не скрываю. Ты знаешь, каким ты стал! Даже не верится, что год назад я стал курировать простого парня…
