Меня бросило в жар. Руки выглядели так, будто я солнечным днем стояла в беседке, увитой лозами: кожа была расчерчена вязью узоров. Доковыляв до стены, я встала, обняв себя обеими руками.
Ризек приказал ввести арестованных.
Тяжелые двери в другом конце комнаты распахнулись. Вошел затянутый в броню Вас, прямой как палка. За ним, окруженный солдатами, тащился Акос Керезет. Его лицо покрывала запекшаяся кровь из рассеченной брови. Губы также были разбиты, физиономия опухла. Но, хотя избили его сильно, держался он неплохо.
За ним ковылял Айджа, тоже избитый и покрытый кровью, но он показался мне… Что ж, пожалуй, назвать его потерянным было бы чересчур смело. Подбородок и щеки Айджи заросли клочковатой бородой. Худющий, он выглядел бледной тенью того юноши, за которым я тайно наблюдала два сезона назад.
До меня доносилось натужное, с присвистом дыхание Акоса. Но, увидев моего брата, он гордо выпрямился.
– Ну и видок у тебя, – произнес Ризек, неторопливо спускаясь с помоста. – Докуда он успел добежать, Вас? До ограды?
– Куда ему! Взяли еще в кухне, едва они показались из прохода.
– Давай-ка, Керезет, я тебе объясню, в чем твой просчет, – продолжил Ризек. – Моя матушка питала слабость к нашему старомодному особняку, но после ее смерти я оборудовал дом новейшими охранными системами. Включая датчики движения вокруг некоторых помещений, вроде комнаты твоего любезного братца.
– Зачем тебе Айджа? – процедил Акос. – У него хоть остался токодар? Или ты и его окончательно выбил?
Ленивым, небрежным движением Вас отвесил Акосу пощечину. Тот повалился на пол, схватившись за скулу.
– Акос, – едва слышно прошептал Айджа, – не надо.
– Почему бы тебе все ему не рассказать, Айджа? – спросил Ризек. – Можешь начать с того, что у тебя уже развился токодар.
Акос посмотрел на брата, не отнимая руки от лица. Айджа зажмурился, после открыл глаза и кивнул.
– Оракул восходящий, – вымолвил Акос на шотетском.
Я не знала точного смысла его слов: кроме того, мы этот термин не использовали. Однако тувенцы по-разному называли трех своих оракулов: нисходящим – того, чья активность близится к концу; восседающим – того, который проповедует в храме; и восходящим – того, кто только начинает входить в силу.
– Ты не ошибся, утверждая, что мне не удастся заставить Айджу использовать свой дар мне во благо, – произнес Ризек. – Поэтому сейчас я намереваюсь забрать его себе.
– Забрать? – воскликнул Акос, вслух повторив мою мысль.
Ризек подошел к нему и присел на корточки.
– Тебе известно, в чем заключается мой собственный дар? – негромко спросил Ризек.
Акос промолчал.
– Кайра, дорогая, расскажи ему, – обратился ко мне Ризек. – Ты ведь имела возможность близко познакомиться с моим даром.
Акос приподнялся на локте и взглянул на меня. Из его глаз текли слезы, смешиваясь с кровью.
– Мой брат может обмениваться воспоминаниями, – глухо пробормотала я, чувствуя нарастающую в груди пустоту. – Он забирает твои, а взамен отдает свои.
Акос продолжал молчать.
– Наш дар определяется особенностями нашей личности, – пустился в объяснения Ризек. – Которые, в свою очередь, во многом зависят от пережитого. Забери у человека его воспоминания и получишь то, что его сформировало. В том числе и его дар. А в итоге… – Ризек провел пальцами по щеке Акоса и растер его запекшуюся кровь с видом исследователя. – В итоге я смогу провидеть будущее, не полагаясь на кого бы то ни было…
Акос отшатнулся, а в следующую секунду бросился на Ризека. Он двигался так быстро, что солдаты не успели его остановить. Оскалившись, как дикий зверь, Акос зажал левой рукой горло Ризека, а правой – блокировал его руку.
Спустя миг над ним навис Вас. Схватив Акоса за воротник рубахи, Вас несколько раз саданул кулаком по ребрам. Вскоре Акос лежал на спине, а каблук Васа упирался в его шею.
– Один из моих солдат уже наступал тебе на горло, – заявил стюард. – После чего я убил твоего отца. Прием, похоже, эффективен. Не шевелись, иначе я раздавлю тебе трахею.
Акос поморщился, но дергаться перестал. Ризек, потирая горло, поднялся на ноги, отряхнул штаны от пыли и поправил ремешки брони. Затем приблизился к Айдже. Солдаты крепко держали парня, как будто в этом была хоть малейшая необходимость. Айджа выглядел заторможенным, и я засомневалась, не спит ли он на ходу.
Ризек поднял руки и возложил их на голову Айджи. Взгляд моего брата был сосредоточенным и изголодавшимся. Изголодавшимся по избавлению. Сначала ничего не происходило. Ризек не шевелился: стоял в той же позе и смотрел на оракула в упор.
Когда я впервые наблюдала, как Ризек использует свой токодар, я была еще ребенком и ничего не понимала. Однако я запомнила, что Ризеку понадобилось лишь крохотное мгновенье. Воспоминания приходили и уходили словно вспышки, не занимая того времени, сколько бы его потребовалось на реальное событие. Даже странно, что нечто столь важное и значимое для человека может исчезнуть в мгновение ока.
Я затаила дыхание. Сделать я уже ничего не могла.
Когда мой брат отпустил Айджу, он выглядел сбитым с толку. Он отступил на шаг и в растерянности огляделся по сторонам. Ризек двигался так, точно не привык к собственному телу. Интересно, предполагал ли он, во что ему обойдется обмен воспоминаниями, или считал, что его личность достаточно сильна, чтобы избежать последствий?
Айджа тоже разглядывал обстановку Оружейной. И складывалось впечатление, что он ее узнает. Уж не почудилось ли мне в его зрачках нечто знакомое, когда он смотрел на ступени, ведущие на помост?
Ризек кивком приказал Васу убрать ногу с шеи Акоса. Стюард повиновался. Лежащий Акос следил за Ризеком. Тот присел рядом.
– Ты краснеешь столь же легко, как в детстве? – мягко спросил он Акоса. – Или наконец перерос?
Акос скривился.
– Ты никогда не оскорбишь меня глупой попыткой сбежать, – добавил Ризек. – А в наказание за твою неудачную попытку, я буду кусок за куском забирать память твоего брата, пока он не перестанет быть тем, кого ты хочешь спасти.
Акос прижался лбом к полу и отвернулся.
И неудивительно. Айджи Керезета, считай, больше не было.
13. Кайра
Я не приняла снадобье. Позволить Акосу приготовить отвар я не решилась, а в своем собственном умении уверена не была.
Вернувшись в комнату, я нашла подаренный Акосу кинжал. Он лежал на подушке. Наверное, Ризек оставил мне нож в качестве напоминания.
Акоса я заперла в его комнате.
После того случая в Оружейной мы с Акосом перестали разговаривать.
Праздник Побывки шел своим чередом, и я была вынуждена находиться рядом с братом, безмолвная, покрытая тенями. Акос тоже находился поблизости, его прикосновения были холодны и безразличны, а взгляд – отсутствующим. Каждый раз, чувствуя его руку, я вздрагивала: доверие исчезло.
