Мне показалось, что в глазах Айджи промелькнула тень жалости, когда он смотрел на Акоса, но длилось это не более мгновенья.
– Ризек! – Меня захлестнула ярость, смешанная с отчаянием. – Ризек, он не имеет к случившемуся никакого отношения, пожалуйста, не впутывай его! Он ничего не знал…
– Кайра, дорогая! – Ризек засмеялся. – Я же тебе объяснял, меня интересуют сведения о тувенском канцлере.
Не отрывая ладони от стекла, я опустилась на колени. Ризек присел на корточки.
– Поэтому надо избегать любовных заморочек, сестренка. Я смогу использовать тебя для того, чтобы выпытать у твоего дружка тувенца информацию о близняшках Бенезит. А с его помощью я выпытаю у тебя кое-какие ценные данные о заговорщиках. Просто, но изящно, не находишь?
Я бессильно привалилась к стене, кровь бешено стучала в висках. Бежать я не могла, но сдаваться без боя не собиралась.
– Вытаскивайте ее, – приказал Ризек, набирая код на двери камеры. – Поглядим, достаточно ли Керезет слаб, чтобы все сработало.
В камеру вошел Вас. Оттолкнувшись от стены, я кинулась на него, ударила плечом в живот и повалила. Он схватил меня за плечи, я вцепилась ему ногтями в лицо, сдирая кожу со щеки. Подоспевший Ризек двинул меня кулаком в челюсть. В голове помутилось, и я упала на бок.
Вас подтащил меня к Акосу. Мы стояли на коленях друг напротив друга, он был от меня на расстоянии вытянутой руки.
– Прости, – глухо сказала я.
Акос оказался здесь по моей вине. Если бы я не ввязалась в историю с заговорщиками… Но зачем сейчас думать об этом?
Акос поднял глаза, и внутри у меня все замерло, точно остановилось само время.
Я осторожно – как будто бы мой взгляд мог причинить ему физические страдания – посмотрела на него. Спутанные каштановые волосы, россыпь веснушек на носу, серые глаза, впервые смотревшие на меня беспечно. Я не замечала крови и синяков. Вслушивалась в его дыхание, знакомое мне с первого поцелуя, когда каждый его вздох походил на маленький взрыв, словно он пытался их сдерживать.
– Я всегда думал, что моя судьба – стать предателем родины, – его голос был хриплым, как после долгого крика. – Однако ты все изменила, – Акос слабо улыбнулся, но улыбка получилась безумной.
Я осознала: ничего он им не расскажет, что с ним ни делай. Прежде я не понимала, насколько болезненно он воспринимает свою судьбу. Умереть за Ноавеков стало для Акоса проклятьем, таким же, как для Ризека – пасть от руки сестер Бенезит.
Но я в открытую выступила против брата, поэтому смерть Акоса будет означать, что он не предавал своей родины. Может, и хорошо, что я встряла в заговор, за который мы заплатим нашими жизнями, – и оно того стоило?
От этой мысли многое упростилось. Сперва нам будет очень больно, а потом мы умрем. И я смирилась с неизбежным.
– Давайте-ка я вам кое-что проясню, – Ризек присел рядом на корточки, уперев локти в колени.
Его ботинки сияли. Вообразив, как Ризек самозабвенно их начищает, прежде чем отправиться пытать сестру, я едва удержалась от смешка.
– Вы оба будете очень страдать. Когда ты, Керезет, решишь, что с тебя хватит, ты расскажешь мне все о судьбоносном канцлере Туве. Если ты, Кайра, поймешь, что ты сыта по горло, ты поведаешь мне о заговорщиках и их сношениях с колонией диссидентов. – Ризек посмотрел на Васа. – Начинай.
Я приготовилась к удару, но бить меня никто не собирался. Вас вцепился в мое запястье и приложил мою ладонь к лицу Акоса. Сначала я не сопротивлялась, уверенная, что ничего не произойдет. Но сразу вспомнила, что Ризек говорил о слабости Акоса. Похоже, пока я просидела в камере, его не кормили. Организм был на грани истощения, а вместе с ним – и токодар.
Я тщетно пыталась вырваться из хватки Васа. Костяшки моих пальцев прижимались к лицу Акоса. Тени неумолимо поползли к нему. Мне они, увы, не повиновались. Я никогда не умела ими управлять. Акос застонал, Айджа держал его, чтобы он не смог отстраниться.
– Отлично! – воскликнул Ризек, вставая. – Канцлер Туве, Керезет. Я жду.
Я отчаянно сопротивлялась Васу, выкручивая свою руку. Тени зазмеились, и чем яростнее я боролась, тем больше их становилось. Ток, наверное, насмехался надо мной. Вас оказался сильнее меня, и я не могла с ним справиться. Придавив меня к полу одной рукой, второй он тянул меня за запястье, пока моя ладонь не легла на шею Акоса.
Такое мне не могло привидеться даже в страшном сне.
Плеть Ризека бьет Акоса Керезета.
Я почувствовала тепло Акоса. Моя боль рвалась наружу, желая, чтобы кто-нибудь разделил ее со мной. Она ворвалась в его плоть. И вдруг я обнаружила, что вместо обычного ослабления она только возрастает. Мои мышцы вибрировали от напряжения. Акос завопил, я эхом повторила его крик. Тело потемнело от Тока, я превратилась в центр черной дыры, в клочок беззвездного Окоема, каждый изит моего тела горел от боли и просил пощады.
Наши с Акосом голоса соединились, как две ладони. Я закрыла глаза.
Передо мной – деревянный стол с белесыми кругами от мокрых стаканов. На нем – груда записных книжек, и на каждой – мое имя: Кайра Ноавек, Кайра Ноавек, Кайра Ноавек. Я знаю, где я очутилась. В кабинете доктора Фадлана.
– Поток течет сквозь каждого из нас. Он заполняет нашу плоть, как жидкий металл – формы для литья – опоки, в каждом случае принимая иные очертания и проявляясь по-разному.
Моя мать, сложив руки на коленях, сидит справа от меня, прямая как палка. Я вижу ее совершенно отчетливо, вплоть до выбившейся прядки волос над ухом и припудренного прыщика на подбородке.
– Дар вашей дочери причиняет физическую боль не только ей самой, но и другим людям, что свидетельствует о неких процессах, происходящих в глубине ее личности, – продолжает доктор Фадлан. Чтобы узнать точнее, потребуются дополнительные исследования. Но пока все выглядит так, будто девочка считает, что она это заслужила. И сейчас она просто пытается нести непосильную ношу на своих плечах…
Вместо того чтобы оборвать доктора, как было когда-то, мать молча склоняет голову. У нее на шее пульсирует жилка. Мама поворачивается ко мне. Она еще красивее, чем мне запомнилось. Даже морщинки в уголках глаз выглядят восхитительно.
– И что ты об этом думаешь, Кайра? – спрашивает она и внезапно превращается в танцовщицу с Огры, ту с подведенными глазами и костями, светящимися под кожей.
Я каким-то образом замечаю даже крошечные впадинки в ее суставах.
– И что ты об этом думаешь, Кайра? – повторяет она.
– Не знаю, – отвечаю я моим нынешним, взрослым голосом.
Оказывается, в кресле сижу я, теперешняя, хотя доктора я посещала в детстве.
– Моя боль… она словно хочет, чтобы я ее прочувствовала и с кем-нибудь разделила.
