– Я – не канцлер. Но я должна помочь сестре взойти на трон и поддерживать ее. Впрочем, даже если бы я и была канцлером, я бы никогда не дождалась от тебя почтения, подобающего моему статусу.
– Снобка, – бросил Акос.
– Шпана гессианская.
– Я – из рода Керезетов! Так что я не совсем шпана.
– Конечно, – она продолжала улыбаться, ласково глядя на Акоса.
Он покосился на свою руку, прикованную к раме, но решил не возмущаться.
– Ори, я на самом деле в Туве?
– Да.
Акос помолчал. В горле застрял комок.
– Я по тебе скучал, Ориэва Бенезит, – прошептал он, – или как там тебя зовут.
– Почему ты так долго не возвращался? – Ори засмеялась сквозь слезы.
Проснувшись в следующий раз, он почувствовал, что оцепенение проходит. Боль не исчезла, но запредельное мучение, во время которого он перенесся из Воа в Шиссу, улетучилось. Несомненно, остаточный эффект токодара Кайры был побежден тихоцветами.
От одной мысли о Кайре ему стало страшно. Где она? Те, кто доставил его сюда, спасли ли они и Кайру? А вдруг они бросили ее умирать в тюрьме Ризека? Почувствовав во рту привкус желчи, Акос открыл глаза.
В изножье койки стояла девушка с кудрявыми волосами. Ее глаза были широко раскрыты. В нижней части одного из них темнело пятнышко, там, где зрачок граничил с радужкой, – дефект, который был у нее от рождения. Сизи.
– Привет! – произнесла она мелодичным голосом.
Ее голос прозвучал негромко и мелодично. Акос хранил воспоминание о нем глубоко в сердце – точно заветное семечко, которое должно когда-нибудь прорасти.
А плакать здесь, в тепле и безопасности, оказалось легко и приятно.
– Сизи, – просипел он, смаргивая слезы.
– Как ты себя чувствуешь?
Да уж, вопрос вопросов, подумал Акос.
Однако он понимал, что сестра спрашивает его о боли и ответил:
– Хорошо. Бывали времена и похуже.
Двигаясь бесшумно в своих гессианских унтах, Сизи приблизилась к изголовью и повернула какой-то рычажок. Изголовье приподнялось, и теперь Акос принял сидячее положение. Он поморщился. Ребра заболели. Под влиянием тихоцветов он почти забыл о них.
Прежде Сизи была очень сдержанной, поэтому Акоса поразило, что она бросилась ему на шею и крепко обняла. Сначала он не пошевелился, просто не мог, и лишь затем неловко обнял Сизи в ответ. Детьми они обнимались нечасто, разве что с отцом. Нравы в семье были суровыми.
Сизи быстро отстранилась. Главное, что она находилась здесь. Живая и невредимая.
– Поверить не могу, что мы вместе, – выдохнула она и забормотала молитву.
Давненько Акос не слышал тувенских молитвословий. Благодарственные в основном отличались краткостью, но Акос не смог заставить себя помолиться с сестрой. Слишком много тревожных мыслей теснилось в голове.
– И мне не верится, – признался он, когда Сизи умолкла.
Она держала его за руку и улыбалась. Нет, уже не улыбалась, а хмурилась, глядя на их сцепленные пальцы. Акос стер с ее щеки слезу.
– Надо же, я плачу! – произнесла Сизи. – Я не ревела с того самого дня, как обрела токодар.
– Почему?
– А ты не замечал? – Она шмыгнула носом. – Я действую на людей… умиротворяюще. А сама я не могу нарушить это умиротворение, например, у меня никак не получалось…
– Заплакать, – закончил Акос.
То, что токодар Сизи примирял людей с действительностью, нисколько не удивило Акоса. Однако то, как Сизи говорила о токодаре, походило на описание схватившей за горло руки.
Разве так должно быть?
– Мой токодар ограничивает меня. И у тебя – то же самое…
– Это может пригодиться.
– Иногда.
– Ты летал на Побывку? – спросила вдруг Сизи, сжимая его руку.
Акос решил, что сейчас сестра засыплет его вопросами, но она торопливо добавила:
– Я очень нервничала, услышав об этом в новостях. Ты ведь не умеешь плавать.
Он невольно рассмеялся:
– Меня окружала толпа шотетов, я жил в особняке Ризека Ноавека, а ты переживала из-за того, умею ли я плавать?
– Видишь ли, я способна беспокоиться о двух вещах одновременно. Даже о трех, – язвительно заметила она.
– Сиз, почему я прикован к койке? – поинтересовался Акос, сменив тему.
– Когда тебя нашли, ты был в шотетской броне. Канцлер приказала нам соблюдать осторожность, – ее щеки порозовели.
– А Ори за меня не заступилась?
– Заступилась. И она, и я, мы обе, – ответила Сизи.
Сестра больше ничего не уточнила, хотя, наверное, ее теперешний социальный статус позволял Сизи напрямую общаться с канцлером Туве.
Акос решил не углубляться в подробности. Пока, во всяком случае.
– Но канцлер… Короче, ее нелегко переубедить.
Голос Сизи отнюдь не звучал осуждающе. Она вообще никого никогда не осуждала, умудряясь сочувствовать каждому живому существу. Сострадание затрудняло взаимоотношения, хотя за те сезоны, что они не виделись, Сизи научилась с этим справляться. Она почти не изменилась, только похудела и скулы заострились. Фигура была мамина, а все остальное – широкая улыбка, ровные брови, тонкий нос – Сизи унаследовала от отца.
Когда Сизи видела Акоса в последний раз, он показался ей ребенком: пухлощеким и самым низеньким из класса. Всегда тихим, чуть что – заливающимся краской.
Сейчас он был выше самых рослых тувенцев. Он стал мускулистым и крепким, со знаками убийств на руке. Узнает ли она в нем своего пропавшего брата?
– Я не собираюсь ни на кого нападать, – заявил он.
– Я тебе верю.
Ему было приятно видеть в Сизи ту добрую девочку, какой она была прежде, но в ее взгляде появилась сталь, а вокруг рта залегли ранние морщины, намекая на жизнь, полную боли.
Она повзрослела.
– Ты изменилась.
– Кто бы говорил. Слушай, мне нужно тебя спросить… – в задумчивости Сизи принялась грызть ноготь. – Об Айдже.
Акос подумал о том, как Айджа волок его в тюрьму. Он с силой сжимал плечи Акоса, в то время как Акос шепотом повторял имя брата, умоляя того о помощи… о еде… о милосердии…
Акос до сих пор ощущал на себе тяжелую руку Айджи.
– Он жив?
– Зависит от того, что понимать под этим словом, – резко ответил Акос.
Так могла бы ответить Кайра.
– В прошлом сезоне я просматривала взломанный шотетский канал, Айджа занял сторону Ризека, – Сизи посмотрела на него, ожидая его реакции, но Акос молчал. – А ты был с Кайрой, – добавила она.
