Исэй дотронулась до его лица. Прикосновение было неприятным: пальцы у нее оказались холодными и жесткими.
– Не забывай, что шотетам безразличны жизни тувенцев. Есть ли у тебя какие-то предки-шотеты или нет, ты был и останешься тувенцем. Ты принадлежишь к моему народу, Акос.
Он не ожидал, что глава тувенцев заявит на него права. Скорее наоборот.
Исэй отвернулась от Акоса и села рядом с Сизи. Джайо играл для Сизи какую-то песенку, его глаза сделались совсем сонными. Акос часто видел такие у людей, общающихся с Сизи.
А Джайо не позавидуешь. Но для Сизи существовала только Исэй.
Акос не сомневался, что их чувства взаимны.
Акос подал Кайре снадобье и посмотрел на маму. Они с Сифой вроде бы расслабились. Мама подбирала мякишем сок от солефрута, оставшийся на тарелке. Этот хлеб испекли из зерен, собранных на полях вокруг Воа. Он практически не отличался от того, который они ели дома в Гессе.
Выходит, что-то объединяло шотетов и тувенцев.
– Помню, как моя мать взяла нас с собой, – говорила Кайра. – Тогда я научилась плавать в специальном термокостюме. Это могло пригодиться во время нашей последней Побывки.
– Вы же летали на Питу! – кивнула Сифа. – Ты тоже, Акос?
– Да. Проторчал на острове из мусора, всего-то делов.
– Зато ты видел галактику, – мама нежно погладила его по левой руке, невзначай пробежав пальцами по знакам убийств, подсчитывая их, и ее улыбка погасла. – Кем они были?
– Двое напали на наш дом, – тихо произнес Акос. – А третий – Панцырник. Тот, из чьей шкуры мне сделали броню.
– Мой сын стал знаменитостью? – спросила она у Кайры.
– Акос – герой множества слухов, в основном совершенно нелепых. Для шотетов Акос… пленный тувенец, заработавший себе броню и умеющий готовить сильные зелья. И человек, который способен до меня дотрагиваться и не испытывать боли.
Глаза Сифы стали рассеянными. Акос понял, что мама сейчас впадет в транс и ее посетит очередное видение. Ему сделалось не по себе.
– Не перечь своей судьбе, Акос, – прошептала она. – На тебя всегда будут смотреть. Ты тот, кем и должен быть. Но я любила тебя таким, каким ты был, люблю таким, каким стал, и буду любить того, кем ты еще станешь. Понимаешь?
Акоса заворожил ее голос. Он как будто очутился в храме, вокруг курились сухие ледоцветы, сквозь дым он различал мать. Нечто подобное случилось с ним в доме Сказителя, с которым его познакомила Кайра.
Было легко поддаться наваждению, но Акос слишком долго жил под гнетом своей судьбы, поэтому тряхнул головой и сказал:
– Ответь мне на один-единственный вопрос. Я спасу Айджу или нет?
– Я видела будущее, в котором ты это совершил, и видела будущее, в котором у тебя ничего не получилось. Но каждый раз ты пытался, – произнесла мама.
Тарелки поставлены в стопки и отодвинули, кружки почти опустели. Заговорщики, затаив дыхание, внимали оракулу. Тека закуталась в одеяло, расшитое, как она пояснила, Сови. Джайо отложил музыкальный инструмент в сторону. Даже Йорек присмирел, пока предсказательница вещала о своих видениях.
Акос с детства привык, что матери оказывают почтение, но сейчас все изменилось. Он как будто видел ее чужими глазами.
– Итак, три видения, – объявила Сизи. – В первом мы покидаем укрытие еще до рассвета и улетучиваемся как дым.
– А как же дыра в крыше? Защитное полотнище-то сорвано! – перебила ее Тека.
Акос подумал, что Тека почти утратила свое чрезмерное почтение. Похоже, она не была любительницей возвышенных речей и туманных намеков.
– Вам следовало вламываться к нам поаккуратнее.
– Я рада, что ты следишь за ходом моей мысли, – безмятежно ответила Сифа.
Акос подавил смешок. Сизи фыркнула.
– Во втором видении Ризек Ноавек стоит в полдень перед огромной толпой, – мама воздела палец вверх, обозначая полуденное солнце над экваториальным Воа. – В амфитеатре. Повсюду парят дроны с камерами и микрофонами. Кажется, какая-то церемония.
– Завтра награждают отличившийся взвод солдат, – встрял Йорек. – По крайней мере, до следующей Побывки иных церемоний точно не будет.
– Возможно, – подтвердила Сифа. – В третьем видении Ориэва Бенезит пытается вырваться из лап Васа Кузара. Она находится в камере со стеклянными стенами. Там пахнет… – Сифа принюхалась. – Да… сыростью и подземельем.
– Пытается вырваться, – эхом повторила Исэй. – Она ранена? Она в порядке?
– Она жива и здорова. По крайней мере, я так полагаю.
– Стеклянная камера – это каземат под амфитеатром, – глухо произнесла Кайра. – Именно там меня держали, пока… – она запнулась и провела по шее. – Последние два видения, должно быть, относятся к одному и тому же месту. События происходят одновременно?
– Они накладываются друг на друга, – ответила Сифа. – Но мое чувство времени в видениях оставляет желать лучшего.
Она сунула руку в карман и вытащила оттуда маленькую, блестящую вещицу. Акос догадался, что это пуговица от куртки. Желтая, потертая по краям. Акос как наяву увидел пальцы отца, теребящего пуговицу. Папа жаловался на необходимость тащиться в Шиссу. Ему совсем не хотелось торчать на официальном приеме, который с подачи военных устроила его сестра.
«Зачем мне отдуваться за всех фермеров Гессы? Я-то никого не смогу обмануть, – ворчал он, когда они с матерью переодевались в холле. – Они поглядят на мою куртку и на исцарапанные ботинки и сразу просекут, что я – простой работяга, выращивающий ледоцветы».
А мама только весело смеялась.
Вероятно, в какой-то иной жизни Оуса Керезет сидел бы теперь рядом с Сифой, окруженный почитателями, и даровал бы Акосу силу, которую мама, будучи экзальтированным пророком, никогда не могла в нем воспитать.
Но Сифа, конечно, продемонстрировала ему пуговицу с определенной целью. Она решила напомнить сыну, что отца с ними нет и виновен в этом – Вас.
Акос вздрогнул. Да, так оно и есть.
– Решила манипулировать мною, да? – заорал он, прерывая недовольное бормотание Теки. – Убери ее! Я пока еще ничего не забыл!..
Сифа молча уставилась на него.
«Мне пришлось наблюдать, как он умирает, а не тебе!» – подумал он. В глазах матери мелькнула ярость: пожалуй, она прочитала его мысли.
Тем не менее пуговица опять перекочевала в ее карман.
Эта вещица стала отличным напоминанием не столько об отце, сколько о том, как ловко мать манипулирует людьми. О своих видениях Сифа рассказывала не потому, что они были данностью, как судьбы. Нет, таким образом Сифа сама выбирала будущее, которое ее почему-либо устраивало, и подталкивала остальных в нужном ей направлении.
Раньше Акос доверял материнским суждениям, считая, что она выбирает для него самый лучший вариант. Теперь, пережив похищение и долгую разлуку с родными, Акос начал в этом сомневаться.
