– В общих чертах сообщаю: мы остаемся на тех же позициях и строимся в классическое каре. Штаб, обозы и артиллерия помещаются внутри, а регулярная конница и казаки располагаются по флангам, – твердо закончил он, а затем, взяв в руки перо и обмакнув его в походную чернильницу, несколькими уверенными штрихами обозначил на карте прямоугольник, вытянутый с запада на восток.
По рядам собравшихся прошел гул, в котором присутствовали нотки одобрения, что решение, какое оно ни есть, наконец-то принято.
– А теперь объявляю военный совет оконченным и прошу всех быть при своих полках и ждать дальнейших распоряжений.
– Помоги нам Господь, – сказал Салтыков, крестясь. – Чует мое сердце, будет завтра бой не в пример многим…
Когда они выходили наружу, то встретили спешащего навстречу им пастора Теге. При виде его Захар Чернышев брезгливо поморщился и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Бог един, спору нет, но только дорожки нам разные им прописаны…
– О чем ты? – поинтересовался Румянцев.
– Да согласен я со стариком Салтыковым, что нешуточный бой случится. Но чем он закончится, даже сам Господь не знает.
– Ну, ты и скажешь, – отозвался Петр Панин. – Веры тебе не хватает, что ли, в наши силы? Видали мы этих пруссаков в деле, кое-что умеют, но и мы не лыком шиты, выдюжим…
– Мы-то выдюжим, коль наш стратег дёру не даст.
– А мы за ним присмотрим, чтоб не убежал далеко. Обещаю…
Они ненадолго остановились, обнялись по очереди и, не оглядываясь, направились каждый в свой полк, ощущая в душе неимоверную тяжесть и хорошо понимая, что видятся, возможно, в последний раз…
7
Русские дозорные, доносившие командованию о передвижениях неприятеля, видели лишь часть из приготовлений прусских войск перед атакой на русские позиции. Это входило в обычную тактику короля Фридриха. Этому он научился с юных лет и мастерством обмана противника владел в совершенстве. Он великолепно понимал, что русские лазутчики следят за каждым его шагом, и до определенного момента давал им возможность видеть то, что он мог позволить. В то же время его шпионы под видом крестьян или торговцев находились поблизости от русских соединений и через цепочку осведомителей сообщали ему о каждом шаге и перестановке войск Фермора. Когда он окончательно убедился, что тот выстроил полки в виде классического каре, в его голове моментально сложился план, каким образом лучше, а самое главное, неожиданно атаковать их.
Под стены Кюстрина король прибыл 21 августа 1758 года, пройдя в короткий срок около 450 верст с отобранным из ветеранов войском, где соединился с армией генерала Дона. И теперь вместе с гарнизоном из освобожденного им города силы его достигли 37 000 штыков и сабель. Русский лагерь он обнаружил к югу от реки Мейтцель, поэтому приказал авангарду не торопиться и создать плацдарм в случае внезапного нападения подвижных казачьих отрядов. Для связи между разными частями за ночь был наведен деревянный мост, что также осталось неведомо русским наблюдателям. Чтобы окончательно запутать русских генералов, он велел палить из пушек вблизи расположения русских войск, а сам, дав солдатам отдохнуть пару дней после трудного перехода, 23 августа форсировал Одер в 19 верстах ниже своего лагеря. Таким образом, в случае неудачи он мог отступить к стенам Кюстрина, а вот русским войскам, прижатым к реке, отступать было абсолютно некуда.
На другом берегу к нему явились двое местных жителей, хорошо знавших все лесные тропинки, и предложили королю провести его через лес, обозначенный на всех картах как непроходимый. Недолго подумав, король согласился, предвидя все выгоды такого маневра, решил довериться им и повел с собой авангард, две колонны пехоты и кавалерии, а также 15 эскадронов гусар. Проводники не обманули его, и уже к вечеру следующего дня, обойдя русские позиции со стороны Вилкерсдорфа и Цондорфа, они вышли им в тыл.
Лишь поздно ночью к Фермору из разных концов стали поступать сведения о появлении прусских войск вблизи русского лагеря. Поняв, что позиция, выбранная им, ни к черту не годится, Фермор отдал приказ перейти войскам ближе к Цорндорфу и построиться возле северной его части в привычное для него каре. Казакам же была предоставлена полная свобода выбора, и они, разбившись на несколько отрядов, расположились на дальних подступах к деревне и ожидали появления пруссаков.
Когда королю донесли, что русские изменили позицию, он, опытным глазом оценив достоинства и недостатки их построения, воскликнул:
– Они сами подписали себе приговор! Теперь они не сдвинутся ни на дюйм, а мы, как стая волков, будем рвать их на части, покуда они не кинутся врассыпную. Думаю, что к обеду все будет кончено…
Перейдя по нескольким скрытно выстроенным мостам через небольшую реку, уже в 5 часов ура прусские войска вышли из леса и обошли русское каре с юга, подойдя вплотную к селению Цорндорф. Казаки, следившие за перемещением пруссаков, сочли за лучшее поджечь деревню, благо, все жители накануне покинули свои дома. Они и не подозревали, что тем самым сыграли на руку противнику, поскольку занявшееся зарево скрыло маневр прусских войск, которые перестроились и обрушились на правый край русского построения на юго-западе и в центре.
Но здесь их встретил губительный огонь из шуваловских гаубиц, и прусская пехота откатилась назад, неся большие потери. Тогда и Фридрих развернул свою тяжелую артиллерию, поставив на господствующих высотах на левом и правом флангах полевые пушки и гаубицы, огонь которых буквально насквозь прорывал плотные ряды русского каре. Одно верно пущенное ядро опрокидывало и разрывало на части по десятку человек.
Поддержать прусскую пехоту кинулась кавалерия и слегка потеснила правый фланг русских войск. Но и кавалерийская атака была отбита, а резервов у пруссаков не было, поскольку они надеялись одним махом разнести правый фланг русской пехоты, которая быстро истратила все боеприпасы и отбивалась штыками от наседавших на них королевских гвардейцев. Вскоре на помощь правому флангу пришли Новгородский, Воронежский, Рязанский и Санкт-Петербургский полки из второй линии, сумевшие выровнять сбившихся в кучу новичков, состоявших главным образом из необстрелянных рекрутов. Но и они, несмотря на отсутствие боевого опыта, стояли насмерть.
Фермор, узнав о бедственном состоянии на правом фланге, направил им в поддержку три тяжелых кавалерийских полка, пехотную бригаду и полк сербских гусар. Те подоспели вовремя, и прусская атака окончательно захлебнулась. Сербы на плечах спасающейся от них пехоты ворвались на их позицию и изрубили не успевших сбежать артиллеристов, отбив у противника 24 орудия. В результате нападавшие отошли на прежние позиции, укрывшись на пепелище догоравшего Цорндорфа.
Видя это, король Фридрих перебросил им в помощь кавалерию под началом овеянного славой прежних побед Зейдлица. Выбрав момент, он ударил в тыл русским и сербским гусарам, а потом напал и на расстроенную пехоту все того же правого фланга. И те дрогнули, начав медленное отступление, оставив на поле почти половину погибших товарищей. Началась паника. И задние ряды, а вслед за ними и остальные, оказались прижатыми к топким непроходимым болотам. Многие, в том числе несколько генералов, поспешили сдаться, а оставшиеся отчаянно оборонялись, но угрозы для армии Фридриха уже не представляли.
