Чем он больше говорил, тем сильнее преображался. И Ушаков, увидевший эту перемену, вдруг поверил ему и заявил:
– Слушай, Василий, а быть тебе генералом! Помяни мое слово. Я согласен.
– Тогда пойдем в церковь и закажем молебен во исполнение нашего тайного предприятия. И поклянемся друг другу в нерушимости нашего договора. Вот прямо сейчас, – сверкая глазами, предложил Мирович.
Ушаков прищурился, замедлив шаг, хлопнул в ладони и заявил:
– Нет, мы закажем не просто молебен, а панихиду по самим себе, – предложил он, – чтоб обмануть судьбу и потом вновь родиться.
Василий даже приостановился, не сразу поняв, что предлагает его друг, теперь уже друг, коль он согласился на такой риск. Но потом, подумав, кивнул головой и твердо зашагал дальше, как и раньше, на шаг опережая Ушакова.
– Пусть будет так. Панихида так панихида. Не приведи Господь, мы погибнем, и вряд ли кто это сделает за нас, – произнес он с расстановкой.
3
Вдалеке показалась старенькая покосившаяся церквушка, и Василий предложил зайти туда и выполнить задуманное, но Аполлон не согласился, заявив:
– Нет, пойдем в главный столичный собор Казанской Божьей Матери, где не так давно присягали нынешней императрице. Там в самый раз. К тому же, – вспомнил он, – мне говорили, что Иоанну Антоновичу столичный народ тоже там присягал. Согласен?
– Согласен. Обставим все, как положено добрым людям, чтоб было потом о чем вспомнить. Спасибо, что предложил…
Идти пришлось недолго. Они вошли в храм, когда там заканчивалась служба. Нашли древнюю старушку, принимавшую записочки на помин души усопших, и спросили у нее, как заказать панихиду по рабам божьим Василию и Аполлону.
– Чего тут мудрого? Подойдите к батюшке, назовите имена, кого отпевать собираетесь, и все дела.
– К которому батюшке идти? – поинтересовался Ушаков. – Их там много, вдруг да не того потревожим.
– Сегодня служба большая, митрополит из Сибири приехал, преосвященный Павел, потому и со всего городу батюшки и диаконы собрались. Ой, как он хорошо службу вел, жаль, опоздали, ребятушки, я вот душой словно в небеси вознеслась, – прошамкала старушка и блаженно закатила глаза, вспоминая пережитое ею во время службы.
Мирович услышал имя митрополита Павла и поразился: «Неужели это тот самый Павел, о коем мне бабка Пелагея писала? Бывает же такое…»
– Бабуля, а который из них Павел? Укажите мне легонько, у меня до него разговор есть, – спросил он шепотом старушку.
Та ткнула скрюченным пальцем в мощную фигуру сибирского архипастыря, что стоял у амвона с крестом и благословлял подходившую к нему вереницу верующих петербуржцев.
– Найди местного попа, сделай ему заказ, расплатись, а потом жди меня на улице, – сказал Василий Ушакову и двинулся вслед за людским потоком к кресту.
Аполлон лишь покачал головой и усмехнулся ему вслед:
– Пока не генерал, а уже командует. Ну, Васенька-Василий, точно, не сносить тебе головы с норовом таким, – а потом отправился на поиски нужного ему батюшки.
Когда Василий приложился к кресту и увидел внимательно смотрящие на него глаза митрополита Павла, то все внутри него оборвалось, потому как понял: тому известны все его мысли. И как бы в подтверждение его предположения тот негромко произнес мягким баритоном:
– Дождись меня, хлопчик. Хочу поговорить с тобой о деле одном…
Василий кивнул и на ватных ногах отошел в сторону, и, не в силах стоять, сел на стоявшую подле стены лавку, где и дождался, пока владыка освободится. А тот, проходя мимо и далеко выбрасывая вперед свой украшенный драгоценными каменьями митрополичий посох, кивнул ему и указал на небольшую комнатку в северном приделе храма. Василий поднялся и поплелся следом. Когда он вошел внутрь, владыка велел ему прикрыть дверь, затем подозвал к себе и, положив обе руки на завершие посоха, спросил:
– Что задумал, то выполнимо?
Василий понял: отпираться бесполезно, да и ни к чему, поскольку этому человеку известны все его мысли, и потому покорно кивнул головой, добавив:
– Коль Господь поможет…
– Дело твое больше человеческой помощи требует, нежели Божьей. Но молись, отрок, молись крепко, а то голову сложишь без молитвы, и никто тебе помочь тогда уже не сможет.
– Понимаю, владыка, – не поднимая головы, отвечал Мирович.
– Какого роду-племени будешь, хлопче? Не с моей ли родной Малороссии случаем? А то, как погляжу, схож, весьма схож обличьем с земляками моими…
– Родился в Сибири, в Тобольске, где вы, владыка, сейчас служите…
– Так тебе и это известно? – удивился митрополит. – А родичи твои тоже в Сибири родились? Чего-то не похоже…
– Нет, сосланы были еще при царе Петре… Мировичи мы…
– Вон оно что! – покачал головой владыка. – Слыхал о таких, добре слыхал. Помнят их в Малороссии.
– Бабка моя сейчас на Запорожье живет. – Мирович чуть помолчал, а владыка Павел ждал, что он скажет дальше. Тогда Василий решился сказать все. – Жена моя и сын там же, при бабке Пелагее. Письмо недавно получил, бедствуют. Земли и имения все у нас позабирали и возвращать не думают. К императрице обратился с прошением, но мне отказали…
Владыка согласно кивнул, тихо сказав:
– Знаю и о том. Оно у тебя на челе написано, отказ тот. Сюда зачем пришел? Меня искал?
– Бабка велела, чтоб я вам, владыка, написал, а вы здесь оказались. Я сюда случайно зашел и не думал вас тут застать…
– Это ты так думаешь, будто случайно, а Господь все иначе устроил. Видать, крепко кто-то молится за тебя, коль все так ладно вышло… Случайно и лист с дерева не слетит. Все в руках Божьих, али не знал о том?
– Знал, – покорно согласился Василий. Он чувствовал себя полным ничтожеством перед этим человеком, хотелось опуститься на колени и не вставать, слиться с полом, стать незримым, столь сильное впечатление произвел на него владыка Павел, с первых минут распознавший, что он замыслил. А тот, словно действительно свободно читал его мысли, спросил спокойным голосом:
– А коль знал, то почему дерзнул пойти на дело невыполнимое? Или не знаешь, чем оно тебе грозит? Ради себя или ради другого кого? Только честно говори… я все вижу…
Мирович и не думал врать, обманывать, отпираться – все одно владыка читал его, как открытую книгу. «Может, ему и книг открывать не нужно. Он и так все знает, чего там написано» – подумал он, но вслух ответил:
– Скрывать не стану: ради себя, ради жены и сына, но и о других людях думал. Негоже немке на российском троне сидеть, когда русский царевич в плену томится… – И замолчал, не зная, как к тому отнесется владыка Павел.
– Негоже, негоже, – несколько раз повторил тот. Было видно, он подбирает нужные слова, хорошо понимая, сколь трудную задачку загадал ему сын сибирских ссыльных. – Немка эта, императрица наша, на святую церковь руку подняла, решила всех доходов нас лишить. На такое даже царь Петр не решился, – спокойно произнес он слова, от которых у Мировича внутри пробежал холодок. Если бы кто услышал такое, не бывать бы владыке вовек митрополитом.
