Сын обиженно нагнул голову.
— Знаешь, пап, Мишка Осока говорит, что главный план учений подготавливает не начальник штаба. Не знает он, правда, пап?
— Конечно, не знает. Все готовит штаб, Славка. Все!
Мальчик просиял. Жигарев потрепал его за вихрастые волосы, сдерживая улыбку, подумал, что вот и сын уже воюет, отстаивая собственное мнение, даже кулаки поднимает на своего противника. А ведь совсем недавно, кажется, сидел в коляске с соской во рту. «Молодец, Славка, честное слово, молодец». Жигарев хотел снова подхватить сына на руки, но Капитолина Яковлевна властно остановила его:
— Я же сказала тебе: он наказан и гулять сегодня не пойдет.
Жигарев недоуменно пожал плечами, снял китель, сапоги и прошел следом за женой в большую комнату. Обычно Капитолина Яковлевна не выясняла с мужем отношений и не говорила о сыне в его присутствии. Жигареву эта ее сдержанность нравилась. Но сейчас ее придирчивость ему показалась излишней. Ну что это, в самом деле, за важность: сын поссорился со своим одноклассником.
— А ты чего, Капа, хочешь от Славки? — спросил Жигарев жену. — Библейского смирения?
— Я хочу, чтобы ты не толкал сына на новую ссору с Мишей Осокиным, — строго сказала Капитолина Яковлевна.
— Постой, постой. Значит, Славку нашего пускай бьют, а он должен молчать?
— Ну, это долгий разговор. А ты сперва поужинай. Кстати, у меня сегодня такие голубцы, такие голубцы!..
— Ладно, разогревай голубцы, — уступил Жигарев жене.
С Капитолиной Яковлевной они жили довольно мирно. Капитолина Яковлевна по своей учительской привычке умела вовремя властно остановить вспышку семейной ссоры. Как-то под горячую руку Жигарев все же заметил ей с усмешкой: «Ты, Капа, не забывай, что муж твой уже не из тех — не за партой». На что она ответила ему с чуть приметной улыбкой: «Да нет, Илюша, мы, сами того не замечая, всю свою жизнь сидим за партой». И Жигарев не стал спорить, снисходительно подумав: «Пусть тешится своей школьной философией».
— И как еще долго на Славку будут наложены санкции? — спросил Жигарев.
— Ох как громко: «санкции»!
— Не нравится? А ты представь, что я тоже весь день нынче размахивал кулаками, а вот никем не наказан.
Капитолина Яковлевна оторвалась от плиты, на которой уже шипели в тесной кастрюле голубцы, пристально посмотрела на мужа.
— Ты знаешь, Илюша, — сказала она серьезно, — мне кажется, что у нашего дорогого сыночка в точности твой характер.
Жигарев громко, от души, рассмеялся.
— Это же надо: мой! А мать, выходит, ни при чем?
— А ты присмотрись хорошенько.
— Что значит хорошенько? Бинокль взять, что ли?
— Зря ты смеешься.
— Ну ладно, ладно, Капа, пусть мой, но ты прости все-таки Славку. Материнское сердце должно быть отходчивым.
— Ох и любишь ты взывать к моему сердцу, — напуская строгость, сказала Капитолина Яковлевна и, приоткрыв дверь, позвала: — Слава, иди сюда!
Сын опять, как ни в чем не бывало, подступил к отцу с вопросами:
— Пап, а пап! А правда, что все планы в штабе подписываешь ты?
«Я, Славка, я», — хотел сказать Жигарев, но помешала Капитолина Яковлевна. Она взяла сына за руку и посоветовала ему поиграть пока в кабинете, дать отцу спокойно поужинать. Сын исподлобья посмотрел на мать, но все же подчинился, ушел. Жигарев ничего не сказал жене. А спустя некоторое время, как бы возвращаясь к недавнему разговору, спросил:
— Так, значит, тебя огорчает, что отец и сын одного поля ягода? Ты это хотела сказать, Капа?
— Я только хотела сказать, что дети очень чувствительны к словам и поведению родителей. Нельзя их посвящать в то, что происходит на службе.
— Ах вон ты о чем! — догадался Жигарев. — Значит, ты обеспокоена моим столкновением с начальством?
— Не только я, Илюша.
— Верно, не только ты, — тяжело вздохнул Жигарев. — Кое-кто хотел бы... Ну да что тут толковать! Жаль одного: комдив наш стал чрезмерно демократичен, не со мной, нет, с подполковником Авдеевым. И тут, конечно, наши столкновения неизбежны. Сама посуди, за работу штаба дивизии в ответе я, за план учений — тоже я. И за исход учений с меня спросят не меньше, чем с комдива. Понимаешь, какая ситуация?
— Понимаю, Илюша. Но комдив наш вроде собирается покидать нас, это верно?
— А тебе кто сказал?
— Да весь городок говорит.
— Так уж и весь?
— Говорят, что ему предлагают должность не то в штабе округа, не то в Генштабе.
Жигарев криво усмехнулся.
— А что, разве неправда? — спросила Капитолина Яковлевна.
— Не в том дело. Я вспомнил сейчас одного генерала, который в шутку говорил иногда своему адъютанту по поводу таких слухов: «Ты бы, голубчик, пошел да послушал, что люди толкуют о моем предстоящем переводе». Так и у нас получается: приказа еще нет, а люди уже сочиняют. Странно!
— Значит, пустые слухи?
— Нет, почему же, все правильно. Мельников давно должен уйти из дивизии. Но, видишь ли, сам он свой перевод оттягивает. Не закончил, как видно, творческие опыты над нашим братом.
— Ты шутишь?
— Какие тут шутки! Сплошная нервотрепка.
— Но ты же раньше был доволен комдивом?
Жигарев перестал есть, вскинул голову:
— Что раньше? Раньше он понимал меня, ценил. А теперь на каждом шагу только и выискивает повод, чтобы выкрутить руки.
Сын приоткрыл дверь, высунув голову, испуганно спросил:
— Пап, а это больно?
— Что больно? — не понял Жигарев
— Когда выкручивают руки?
— А ты не смей подслушивать, — прикрикнул на него. Жигарев и, повернувшись к жене, процедил сквозь зубы: — Воспита-а-ала!
Лицо Капитолины Яковлевны залилось краской, однако она молча взяла сына за руку и увела его обратно в отцовский кабинет. Жигарев отодвинул тарелку с недоеденными голубцами и стиснул обеими руками голову.
Зазвонил телефон. Жигарев нехотя встал из-за стола, снял трубку.
— Говорит майор Крайнов. Извините, товарищ полковник, что беспокою дома.
— Давайте, давайте, не стесняйтесь. А то вы совсем что-то притихли с новым начальством. Ну что там у вас?
— Уточнить хочу в отношении приказа на Бахтина. Может, какие указания будут?
— А вы что же, без указаний приказа написать не можете? Разучились?
— Да нет, не разучился. — Крайнов замялся. — Тут, как бы это сказать, разнобой нежелателен.
— Смотрите, какая предусмотрительность! — воскликнул Жигарев. — Когда предложения в тактический план вносили, разнобоя не боялись, а как дело дошло до ответственности... Вы это бросьте! Да, да, бросьте! — От гнева, перехватившего голос, Жигарев закашлялся, прикрыл трубку ладонью, но тут же открыл. — Алло! Алло! Ну где вы там пропали, майор?
