– Тогда тебе придется подождать, я спущусь вниз в магазин, разменяю. Пятисотка моя одной бумажкой.
– Разменяй, – согласилась Нинка.
– Только сначала в душ забегу.
– Ага. А я пока чайник поставлю.
Александр включил газ, подождал, пока раскочегарится колонка – он любил очень горячую воду, – и влез в ванну. Задернул шторку, направил на себя душ – и подумал философски, что разрядка, даваемая женщиной, – это всего лишь разрядка, снятие статического электричества, а наслаждение – вот оно, эти почти раскаленные струи, омывающие тело, горячий пар, ощущение легкости и чистоты…
– Сашка-а! О-ой, нет, не надо, что вы…
Истерический крик Нины, потом захлебывающаяся скороговорка, потом поток прохладного воздуха, ворвавшийся в горячий кокон, которым только что был окутан Александр, – кто-то резким рывком отдернул пластиковую шторку… и тотчас он увидел, кто это.
Невысокий, широкоплечий, чем-то смутно знакомый парень – совсем молодой, небось не больше двадцати лет, но весь какой-то потрепанный жизнью, про таких говорят: «Битый-перебитый!» – держит перед собой Нину, безжалостно заломив ей руку. В руке – пистолет, дуло уперто Нине в висок, как будто мало этой вывернутой руки, которую и сломать можно, если силу приложить.
Взгляд Александра скрестился со взглядом светло-карих насмешливых глаз – этому типу с пистолетом было весело! – и он мгновенно понял, что попытка хлестнуть его струей горячей воды из душа будет напрасной: он просто-напросто прикроется Ниной.
– Саша, ой, Саша… – стонала она, заводя от боли глаза.
Жалость, бешенство, стыд – велика радость стоять перед этим незнакомым в чем мать родила! – все смешалось, перехватило горло.
– Отпусти ее, чего надо? – с трудом выдавил Александр.
– Вылезай и не дергайся. Шаг вправо, шаг влево… – ухмыльнулся парень, с мужским, каким-то соперничающим любопытством меряя взглядом чресла Александра. Точно так же в бане мужики исподтишка косятся друг на друга – не без ревности: у кого это больше, толще, длиннее? Вообще-то Александру стыдиться в этом смысле было нечего, но сейчас его охватило форменное бешенство!
– Нормального мужика не нашли, педика прислали? – спросил он, нарываясь, конечно, однако не в силах сдержаться.
Против ожидания парень не оскорбился – снова ухмыльнулся:
– А почем ты знаешь, что меня кто-то прислал? Может, я сам пришел на тебя поглядеть?
И при этих словах смутные догадки, бродившие в голове Александра, внезапно оформились в четкий, накрепко запомнившийся образ. Он уже видел этого парня – правда, ни цвета глаз, ни цвета волос, ни даже черт лица толком не рассмотрел, дело происходило ночью, однако было что-то неповторимое, запоминающееся в голосе, в повадках, в манере поводить широкими, накачанными плечами. Тем более что встреча произошла меньше суток назад. Никак не мог Александр забыть Серегу, охранника-»качка» с загадочной дачки человека, который носил намертво приставшую к его лицу бронзовую маску Аддисоновой болезни!
– Узнал? – удивился Серега, которому нельзя было, конечно, отказать в проницательности. Вот ведь, сразу приметил эту искру, мелькнувшую во взгляде Александра. – Да, не зря он тебя испугался!
– Это он тебя послал, значит?
Им не было нужды уточнять, о ком идет речь.
– Да.
– Зачем? – И тут же мелькнул в голове ответ на вопрос, но ответ сей был настолько нелепый, настолько безумный, театральный, нереальный, что Александр не нашел ничего лучшего, как прикрыться злой иронией: больше-то ведь нечем было! – Витек живой еще? Моя очередь первая?
Серега расплылся в ухмылке:
– Не трясись… не бойся. Если б надо было тебя убрать, ты и не заметил бы, кто тебя в совок замел. Я б тебе не дал такой возможности – заметить. Я сейчас по-дружески пришел, просто так – совет тебе дать: ты помалкивай, понял? А то сюжет будет разрабатываться по классической схеме: девочку твою разложат и отработают так, что потом проку с нее никакого не будет. – Он оттолкнул Нину в угол, к стиральной машине. – А девочка хорошая, неужто не жалко?
Девушка упала на колени, скорчилась, обхватив голову. Рубашка Александра, которую она набросила, когда, очевидно, ринулась так опрометчиво открывать дверь на звонок, едва прикрывала тугой задик.
– Тебе в задницу тоже хорошего ерша загонят, – продолжал стращать Серега, – ну и так далее…
Улыбка не сходила с его круглого, простецкого, можно сказать, даже привлекательного лица, но глаза похолодели, из чего следовало сделать вывод, что он говорит серьезно.
– Тебе не трахали еще, нет? – спросил он с доброжелательной улыбкой. – Мама дорогая, скольких я таких, как ты, Машками сделал на зоне – не сосчитать. Что характерно, некоторым нравилось. Ей-богу, не вру! Сначала вроде даже в петлю готовы, а потом в тако-ой вкус входят! О вкусах, как говорится, не спорят…
Александр медленно, вкрадчиво улыбнулся.
– Слушай, а ведь я тебя знаю, – сказал негромко.
– Понятно, знаешь! – хмыкнул Серега. – Ого, как ты ночью глазками шнырял! Приметливый, это я сразу просек.
– Нет, я тебя еще раньше видел, не только вчера ночью.
– Как это ты мог меня видеть? – озадачился Серега. – С кем-то путаешь.
– Да ничего я не путаю, – спокойно ответил Александр, глядя ему в глаза. – У меня абсолютная память на лица. Виделись мы на Первое мая. Я тогда в линейной дежурной бригаде работал, мы приехали на вызов к двум педикам, которым мало было собственных палок, так один другому взял да и засунул уполовник в задницу. От чувств-с, как Миша Бальзаминов говорил. Видел кино «Женитьба Бальзаминова»? Ну вот… засунул, значит. А уполовник-то с ручкой, возьми и застрянь. И никак его не вытащить. Вызвали «Скорую», а что мы можем в домашних условиях? Тут оперировать надо или не знаю что. Повезли страдальца в машине, а у нас тогда «Волга» была, ему там с этим крючком в заднице ни встать, ни сесть – от неосторожного толчка уполовник еще глубже загоняется. Поставили табурет сзади в салоне, на него раком взгромоздили парня, причем задница его с уполовником пришлась как раз напротив окна. Обычно из окон нормальные лица смотрят, на худой конец – собачьи морды, а тут что? Правильно, твоя жопа. Это ведь ты был, верно, Серега? Это ведь именно тебе друган для усиления чувств уполовник аж по рукоять засадил? Ты только скажи, без операции обошлось или все же резать понадобилось? Тебя – или уполовник пилили по кусочкам?
– Са-ша, не на-адо! – в голос завопила Нинка, сгибаясь уж вовсе в три погибели и закрывая руками голову.
«Не могу ее больше видеть, – с облегчением и тоской понял вдруг Александр. Нашел, конечно, время принимать судьбоносные решения!.. – Глаза б мои на нее не смотрели! Все, все кончено. Если выберемся из этого живыми, больше никогда ей не позвоню, слово даю!»
А шансы выбраться «из этого» живыми, судя по остекленевшим глазам Сереги, были равны нулю. А может, даже минус единице.
