– Никогда не покину, никогда, – глухо твердила она, уткнувшись в его плечо. – Даже не надейся! Ты ведь тоже не знаешь, что я ради тебя сделала. Так что мы квиты в этих безумствах, которые друг ради друга творили. Главное, что ты мне веришь, веришь, что я люблю тебя, что я тебя не предавала и к твоей болезни не причастна.
– Верю, верю, – бормотал Манихин, прижимаясь щекой к ее гладко причесанной голове. – Верю теперь, верю!
– Ты опять говоришь – теперь. Почему именно теперь?
– Потому что ты… ты сегодня несколько раз упомянула Бушуева. Потому и верю.
– Ничего не понимаю. – Анна не знала, плакать или смеяться над этим очевидным бредом. – Ничего! Ну хорошо, как угодно, не хочешь объяснять – не надо. Только скажи мне еще вот что. Этот доктор – он чем тебя пронял? Почему ты вдруг начал ему доверять – да так безоговорочно?
– Ты не поймешь. – Муж прижал ее еще крепче, и по голосу Анна поняла, что он улыбается. – Ну вот не поймешь, и все.
– А ты скажи.
– Ну… мне был такой знак. Помнишь, когда он сюда ворвался как бешеный, Сереге даже пришлось его электрошокером вырубать, я потом напихал ему полные карманы денег. Помнишь?
– Конечно.
– Ну вот… Серега отвез его на берег озера и там свалил на травку, чтобы пришел в себя. А сам остался понаблюдать за ним – черт его знает, может, ему плохо станет, этому буйному парню? И я тоже смотрел – из окна кабинета. В бинокль смотрел… Он в себя пришел, но, видать, еще не очухался как надо, и начал знаешь что делать? Начал деньги из кармана вытаскивать и на берегу их раскладывать, как будто они промокли и их надо высушить. Меня как будто ударило. Я посмотрел на него и решил: вот этот человек мне и нужен. Но потом, когда он весть про Бушуева мне принес, и особенно сегодня… Что, Анюта?
Она пошатнулась. Ноги вдруг онемели, она перестала их чувствовать. Наверное, если бы муж не держал так крепко, упала бы. Сроду не теряла сознание, а сейчас вдруг поняла, как это бывает. Голова становится пустая, и внутри тоже пусто, словно бы душа твоя от тебя уже отлетела, и все немеет, от кончиков пальцев до самого сердца. Холодно так, губы похолодели и еле-еле слушаются…
– Так значит, это ты…
– Что? – Петр отстранился, заглядывая ей в лицо, нахмурился, пытаясь понять, что она говорит. – Громче, я ничего не слышу!
– О господи, Петя… Значит, это ты убил Колю Лукьянова?!
Он вздрогнул так, что оба, и он сам, и Анна, которую он крепко обнимал, покачнулись и потеряли равновесие. Теперь уже не он удерживал Анну, а она его. Держала что было сил, сжимала в объятиях, не давая вырваться, – и твердила, твердила:
– Ты ограбил кассу… ты взял деньги… и на песке в той заводи их сушил ты! И гнался за мной по реке тоже ты.
АВГУСТ 2001 ГОДА, НИЖНИЙ НОВГОРОД
– Поздно гуляешь, хозяин!
Несколько минут Александр стоял неподвижно, глядя на мрачно поблескивающую «бронзовую маску» и не веря своим глазам.
– Как вы сюда попали? – спросил он по инерции, но тут же махнул рукой, вспомнив свои размышления: – Неужели Нинка вам ключ дала?!
Манихин удивился, даже несколько отпрянул:
– Ого! Сообразительный… Неужели она все-таки проболталась? Вот девка, своего не упустит, на два фронта работает. У меня деньги берет, а тебя предупреждает?
– У меня она тоже взяла деньги, – кивнул Александр. – Но ни о чем не предупреждала. Я сам догадался, что без вас тут не обошлось.
– Это еще почему? Как ты мог догадаться?
– Да потому что она у меня триста долларов попросила. Нинка у меня – триста долларов! Она же знала, что у меня и триста рублей только при хорошей погоде водились. А тут – баксы. Никто, кроме вас, не знал, что они у меня есть. Это ж ваши деньги! Вот я и подумал, что вы мне перестали доверять и начали искать какие-то подходы для проверки или давления. Так?
Манихин улыбнулся:
– Рассказывай дальше. Интересно говоришь!
– Да что тут особенно рассказывать? – мрачно буркнул Александр. – Вы лучше объясните, как до Нинки добрались.
– Ну, это самое простое. Помнишь, тебя Серега электрошокером вырубил, когда ты ко мне в дом ворвался – права качать? У тебя из кармана бумажка выпала – с именем и телефоном. Я ее тогда подобрал и в мусорную корзинку бросил, а потом, уже после нашего разговора с тобой, меня как будто толкнуло что-то. Никогда не надо пренебрегать лишней информацией, особенно если она сама в руки идет. Ничего, как говорится, случайно не происходит, все для чего-то нужно! Только не сразу понимаешь – для чего. И вот когда ты про Бушуева начал бредить, я сразу понял: дело нечисто.
– Почему бредить? – не без обиды спросил Александр. – Я вам все говорил, как оно происходило. Была записка, был привет от Бушуева.
– Да ладно, не дуйся, привет так привет, – усмехнулся Манихин. – Этот привет мне во всем разобраться и помог. Натолкнул на мысль, что я все это время был круглым дураком! Слепым дураком. Но я, знаешь, всю жизнь прожил в ожидании того, что однажды дверь откроется, встанет на пороге Ванька Бушуев и скажет: «Собирайся, Манихин. Я за тобой пришел!» И утащит меня в такую преисподнюю, откуда никакая молитва не вымолит. Понял? И вдруг я осознал, что Ванька, считай, в моем доме живет. То есть не сам, самого его, конечно, тут нет, но кто-то среди моих домашних продолжает рыть для меня очень глубокую яму. И только и ждет, чтобы меня туда свалить и земелькой поскорее засыпать. Живого. Чтоб я не сразу сдох, а медленно. Хорошенько помучившись… Я с тех пор глаз со своих близких не сводил, да и с тебя заодно. Ну ты – ладно, ты человек пришлый, случайный, с тебя спрос какой? Мне ты что плохой, что хороший, что живой, что мертвый – один хрен. А вот извериться в тех, кого я люблю… кому верю, как себе… этого только врагу и пожелаешь. И все это сделал со мной всего-навсего принесенный тобой привет от Бушуева. Я подозревал всех. Тебя, Анну, Серегу, Марину…
– Зря вы так, – глухо обронил Александр. Ему вдруг снова, по-старому стало безумно жаль этого человека с его трагической маской монстра. Благородная проказа… вот уж воистину! Может быть, боги заклеймили Манихина заслуженно, после своих ночных изысканий и открытий Александр готов был в это поверить. И даже подумал, что некоторые люди приходят в мир не для того, чтобы просто жить или умереть, а чтобы исполнить некий долг перед мирозданием и своим примером, даже видом своим утвердить абсолютную идею добра и зла. Манихин был как раз из таких… И все же, как врач, привыкший причинять боль, чтобы добиться скорейшего излечения, Александр не мог понять и простить наслаждения чужой болью. Если боги – или те, кто был проводниками их воли на земле! – были убеждены в своей правоте, они должны были убить его быстро, сразу, еще там, на Канавинском базаре, не длить эти взаимные мучения, ведь они причиняли страдания не только Манихину, но и себе!
Не боги, конечно. Нет, не боги обжигали эти горшки… Какой чудовищный каламбур! Какое безумное совпадение!..
