Чарльз умолк, задумавшись, насколько это реально, а потом услышал смех Росса.
— Я попытался заблокировать запросы. Но не смог, программа не лучшая, поэтому я заблокировал ее целиком. Им потребуется некоторое время, чтобы ее восстановить. Но он, похоже, одержим. Увидев, что ему никто не отвечает, он начал звонить. Он неутомим.
— И думаешь, ему дадут разрешение?
— Он будет настаивать. Ему придется обратиться в наше посольство, а там потребуют доказательств, но знать наверняка нельзя. Этот комиссар может весьма усложнить тебе жизнь, но помни: без ордера он ничего не сделает, даже не заставит тебя вновь побеседовать с ним. Как бы там ни было, я выкупил тебе какое-то количество времени.
— Сколько?
— Точно не скажу, но для твоего же здоровья будет лучше выбраться из этой страны за сорок восемь часов максимум. Полагаю, до тех пор ты в безопасности. Эти ребята не работают по выходным.
— Ты сказал «из этой страны». Ты в Праге?
Росс снова рассмеялся, но на вопрос не ответил.
— Где ты остановился? — поинтересовался Росс. — Как обычно, в «Босколо»? Мне пора идти. Поговорим позже. — И, не дожидаясь ответа Чарльза, он повесил трубку.
Глава 83
Комиссар Ледвина нервно расхаживал по кабинету. Был вечер пятницы, в министерстве никто не отвечал. Он попытался позвонить ряду вышестоящих лиц, включая тех, из секретной службы. Никто не брал трубку, никто ему не перезвонил. Да, большие шишки были благодарны ему за раскрытые убийства — не в последнюю очередь потому, что они собрали все аплодисменты и медали, получив публичное признание. Тем не менее они ужасно боялись его острого языка и нетрадиционных методов работы. Но, самое главное, они его терпеть не могли и не хотели иметь с ним ничего общего. И, поскольку ему так никто и не ответил, комиссар понял, что придется обращаться по официальным каналам, да еще в рабочие часы.
Правда заключалась в том, что на уровне принятия структурных решений царил хаос. Так и не выяснилось, кто должен заниматься убийствами в поезде и убийствами в деревне, было неясно, под чью юрисдикцию они подпадают. Вначале оказалась вовлечена местная полиция, однако центральная полиция и секретные службы каким-то образом перехватили инициативу. Они допрашивали пассажиров, проводили криминальное расследование. Велись напряженные переговоры о создании межминистерской команды, которая возьмет на себя руководство. Но этого не произойдет до утра понедельника. Министр был занят тем, что успокаивал население и пытался удерживать прессу на расстоянии. Убийцы с поезда сбежали, а еще ведь нужно было заниматься преступлениями в деревне. Это могло всколыхнуть досужие разговоры, влить новую силу в давно забытые суеверия. Но пока что удавалось скрывать убийства в деревне от глаз прессы.
Поэтому Ледвина солгал Чарльзу, когда сказал ему, что особое подразделение отвечает за расследование убийств в поезде и полицейском участке. Особое подразделение никогда не получало никаких особых миссий. Обычно, когда все окончательно запутывалось, кто-нибудь звонил лично Ледвине, неофициальным образом, если другого выхода не было. Поэтому Ледвина держал ухо востро и выбирал дела на свой вкус.
Однако в этом деле комиссар Ледвина был заинтересован лично.
Более того, комиссар не сказал Чарльзу всей правды. Он ясно дал понять, что ему не хватает информации о появлениях тени между 1888 и 2014 годами. Тут он солгал. Тридцать лет назад Ледвина своими глазами видел тень, возникшую примерно в то же время, когда некие неизвестные лица убили его отца. Он был уверен, что его отец погиб от рук сотрудников службы госбезопасности, тайной полиции Чехословакии времен Сталина. Его отец, побывавший в Желивском концлагере вместе с кардиналом Франтишеком Томашеком, бывшим архиепископом Праги, был одним из подпольных создателей Пражской весны; сумев избежать репрессий, он стал правой рукой кардинала. Обстоятельства его смерти так и остались невыясненными. Тем не менее было понятно, что именно его отец по инициативе кардинала дергал за все ниточки ради достижения того, что должно было стать эпохальным визитом папы Иоанна Павла II по случаю годовщины смерти святого Мефодия, случившейся тысячу сто лет назад в Праге. Коммунистические власти делали все возможное, стараясь помешать этому визиту, и в конце концов у них получилось. Отец Ледвины, как и два других человека, ответственных за этот неслыханный подрыв государственного авторитета, стал жертвой ритуального убийства, прямо на том месте, где был похоронен святой Мефодий, в Велеграде, который в десятом веке был столицей Моравии.
Тела отца Ледвины и двух его друзей обнаружили обескровленными и расположенными в форме креста. На шее у каждого виднелась отметина от зубов. Будучи начальником полиции района Угерске-Градиште, Ледвина прибыл на место преступления первым. Войдя в собор, он заметил ползущую по стене отвратительную тень — ничего подобного ему прежде не доводилось встречать. Он никому не рассказал об этом, зная, что никто ему не поверит и его сочтут сумасшедшим.
С тех пор он стал одержим загадкой этой тени. Начал он с поисков свидетелей, сперва в Чехословакии, потом — по всей Европе, насколько позволяли условия существования за «железным занавесом». Все остальное он делал лишь ради того, чтобы не потерять свою должность, дававшую ему возможность пользоваться служебной инфраструктурой, иметь доступ к информации и довольно свободно перемещаться по стране. После Бархатной революции бывшие участники Пражской весны, ставшие членами первого свободного парламента, признали его заслуги и гарантировали его лояльность, поэтому его повысили.
Во время первой поездки на Запад сливовица помогла ему развязать язык одному старому хитрому лису из Скотланд-Ярда, которого называли живой памятью этого учреждения и его же ходячим архивом. Поскольку он оказался первым человеком с Запада, с которым Ледвина говорил о тени, комиссар решил, что сорвал джек-пот. Британский агент, от души угостившись сливовицей, сообщил ему, что может помочь Ледвине идентифицировать тень. Спустя несколько дней в лондонский дом английского агента доставили сорок ящиков сливовой, грушевой и абрикосовой водки. В обмен Ледвина получил рисунок, который британская полиция никогда не обнародовала, либо потому, что считала его плодом больного воображения, либо потому, что опасалась реакции публики.
Ледвину провели в архив, где в нераскрытом деле Джека Потрошителя лежал этот рисунок. За долгие годы множество писателей и историков изучили каждый клочок бумаги, так или иначе связанный с этим делом, перевернули с ног на голову архив, но этот документ был изъят из него давным-давно, еще отцом любителя сливовицы, лордом Эпплби, который сам намеревался написать весьма оригинальную книгу, где и собирался предъявить миру сей документ. И он сделал бы это, если бы его не подкосило дегенеративное заболевание, заставившее его забыть обо всем, что случилось с ним после двенадцати лет.
Сын Эпплби вырос с этим рисунком. Часто, вспоминая отца, он вынимал его из ящика и часами глядел на него, подумывая о том, чтобы продолжить отцовский труд. Однако всегда находилось дело поважнее, а теперь он понимал, что слишком стар и слишком любит наслаждаться жизнью. Поэтому он очень обрадовался, когда нашел кого-то, столь же преисполненного решимости разгадать эту загадку, как и его светлость. В конце концов он с радостью отдал Ледвине рисунок и рассказал ему все, что знал о расследовании этого дела, которое потрясло мир. Британец в любом случае отдал бы Ледвине рисунок, но то огромное количество алкоголя, которое он в себя влил, превратило его в некое подобие огнедышащего жирафа, и подарок Ледвины в значительной степени способствовал осознанию того, что он поступает правильно. Вскоре он умер, захлебнувшись собственной рвотой будучи пьяным.
