Салоны красоты предлагают женщинам превратиться в супермоделей при помощи, например, увеличенных накладных ресниц. Благодаря им глаза кажутся больше, а движения век выглядят более лёгкими. И, наоборот, женщины выщипывают брови, чтобы подчеркнуть разницу между полами — считается, что у мужчин брови гуще, а у женщин тоньше.
Подобное случается в нашем мире постоянно. Мы не устаём преувеличивать любой элемент окружающей среды. Часто мы акцентируем внимание на отдельном элементе настолько, что страдаем от «раздражительного» несварения — и бежим от переперчённых блюд к простой, не испорченной приправами пище для размышлений. Эюлюционные компромиссы, ограничивающие жизнедеятельность других видов животных, над нами не властны, поэтому, когда нам надоедает то, что поначалу казалось весьма желанным, мы переходим к чему-то новому, и весь цикл повторяется заново. Пресытившись одним Сверхнормальным Раздражителем, мы переключаемся на другой, вновь выбираем элемент, который нам хочется сверхнормализовать, и наслаждаемся им, пока он не приедается. Иными словами, мы заточили себя в заколдованный круг перемен. Эти закольцованные перемены составляют основу явления, которое принято называть «модой».
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ДЕЙСТВИЯ
Как мы реагируем на прекрасное — в природе и в жизни
Цель Эстетических Действий — погоня за красотой. Сказать легко, объяснить — куда сложнее; красота — качество эфемерное, особенно с биологической точки зрения. Красота никак не связана с базовыми моделями поведения, нацеленными на выживание, такими, как питание, спаривание, сон или родительская забота. И все же нельзя сказать, что красота не играет в нашей жизни никакой роли: любое объективное изучение поведения человека отмечает, что мы тратим много часов, тем или иным способом реагируя на прекрасное. Никак иначе нельзя описать реакцию мужчин и женщин, которые молча замерли перед картинами в художественной галерее, тихо сидят, слушая музыку, наблюдают за танцующими, осматривают скульптуры, пристально глядят на цветы, наслаждаются пейзажем или смакуют вино. В каждом из этих случаев органы восприятия передают информацию в мозг, и получение этой информации есть единственная цель, которую человек преследует в данный момент. Опытный ценитель вин доходит до того, что выплёвывает вино, которым только что наслаждался, словно желая подчеркнуть, что он стремится насладиться прекрасным, а не напиться.
Всякое сообщество, так или иначе, выражает себя эстетически, поэтому человеку жизненно необходимо научиться реагировать на красоту. При этом прекрасное невозможно каким-либо образом измерить. Нет ничего такого, что все люди на земле однозначно считали бы красивым. Всякий объект, почитаемый за красоту, кто-то наверняка полагает уродливым. Ввиду этого теория эстетики выглядит по большей части вздором, хотя многим трудно с этим согласиться. Мы часто ощущаем, что та или иная форма красоты обладает самоценностью, что та или эта вещь настолько прекрасна, что её обязаны признать таковой все и каждый. Горькая правда заключается в том, что красота — в глазах смотрящего и нигде больше.
Если это так, возможно ли сказать хоть что-то о биологическом аспекте красоты? Если каждый человек понимает прекрасное и безобразное по-своему, если соответствующие концепции меняются от местности к местности и от эпохи к эпохе, какой вывод можно сделать касательно реакции людей на красоту, кроме одного — красота есть дело вкуса? Оказывается, тем не менее, что основные правила, которым подчиняется такая реакция, остаются неизменными. Эти правила ничего не говорят о природе объекта, воспринимаемого как «прекрасный», однако они объясняют, как мы научились реагировать на красоту — и как эта реакция возникает и меняется сегодня.
На время исключим из рассмотрения предметы, сотворённые руками человека, и сосредоточимся на том, как мы реагируем на природные объекты. Первым открытием станет для нас тот факт, что красивые объекты не обособлены — они составляют группы и поддаются классификации. Цветы, бабочки, птицы, камни, деревья, облака, прочие элементы окружающей среды, которые кажутся нам привлекательными, бывают самых разных цветов, размеров и форм. Глядя на один такой объект, мы вспоминаем все объекты того же класса, виденные до того. Когда мы смотрим на цветок, мы видим один из множества цветов, на которые когда-либо смотрели. Мозг сохраняет информацию об этих объектах в особом кластере «цветы», и как только нам на глаза попадается очередной цветок, его визуальный образ сравнивается с накопленными ранее данными. Объект, который мы видим, становится для нас цветком лишь после этого сравнения.
Другими словами, человеческий мозг функционирует как мощное классифицирующее устройство. Всякий раз, когда мы видим некий пейзаж, это устройство поглощает наши впечатления и сравнивает их с уже имеющимися. Мозг «раскладывает по полочкам» всё, что мы видим. Значение такой классификации для выживания очевидно. Нашим предкам, как и всем млекопитающим, необходимо было знать об окружающем мире как можно больше. Например, обезьяне нужно уметь распознавать различные виды деревьев и кустарников в лесу, где она живет; она должна понимать, какое дерево приносит плоды и в какое время года, какие плоды ядовиты, у каких кустарников есть шипы. Для того чтобы выжить, обезьяна обязана стать выдающимся ботаником. Точно так же лев должен разбираться в зоологии, чтобы с первого взгляда распознать потенциальную добычу, понять, как быстро она бегает и в какую сторону может побежать.
Первобытный человек познавал окружающий мир, рассматривая и изучая форму, цвет, размер, поведение, движение, звук и запах всякого растения и животного. Единственный способ изучить мир как следует — это развить в себе потребность классифицировать все явления, которые человек наблюдает в повседневной жизни. Я называю эту потребность таксофилической (дословный перевод — «страсть к упорядочиванию») и утверждаю, что её значение было столь велико, что в конце концов данная потребность зажила собственной жизнью. Она сделалась одной из основных потребностей человека — наряду с питанием, совокуплением и сном. Изначально наши предки классифицировали ягоды или виды антилоп, когда искали пропитание, но прошло время, и они стали делать то же самое, даже когда не испытывали голода. Они начали классифицировать ради классифицирования. Это опять же было необходимо для выживания: с раннего детства человек испытывает сильное желание упорядочить и организовать все элементы наблюдаемого мира в собственном сознании, чтобы впоследствии, когда это будет необходимо, знания сослужили ему хорошую службу.
Школьники часто жалуются на то, что в процессе обучения их заставляют запоминать огромное количество ненужных (на первый взгляд) сведений. Если бы им довелось родиться в каменном веке, они учили бы «уроки» в естественных условиях и запоминали бы выученное куда лучше. В школе ботаника кажется скучной, геология — абстрактной, энтомология — бессмысленной. Однако, невзирая на эти жалобы, таксофилическая потребность достаточно сильна: даже в бесстрастной, разреженной атмосфере школы подростки способны загружать в память большие массивы фактов из тех областей знания, с которыми они вряд ли когда-либо сталкивались. Эта удивительная способность проявляется в большей мере, когда ребёнок попадает в ситуацию, в которой таксофилия приобретает некий смысл. Попросите школьника, которого считают тупицей, перечислить даты футбольных матчей, забитые голы, игроков и цвета футбольных команд, и, если он увлечен футболом, вы утонете в потоке фактов, которые, оказывается, замечательно классифицированы в его голове. Попросите школьницу перечислить выходившие в течение последних трех лет музыкальные альбомы, названия песен, имена солистов и музыкантов, и, если эта школьница слушает современную музыку, она моментально выложит вам и названия, и имена. Человек начинает классифицировать мир удивительно рано. Начните играть с четырёхлетним ребенком, например, в машинки, и вскоре он научится различать около сотни моделей автомобилей. Человек — настоящее чудо в том, что касается классификации информации, и это касается практически любой информации, имеющейся в окружающей среде и являющейся частью мира, в котором живет ребёнок.
