Рассмотрим еще один вид памяти. Начиная этот раздел, я говорил о стереотипе, согласно которому в пожилом возрасте память ухудшается. Однако этот стереотип требует существенного уточнения: долговременная память может оставаться сохранной до глубокой старости даже при значительном ухудшении памяти на недавние события. Наглядный пример: пожилой человек ярко и в подробностях описывает собственное детство, однако не в состоянии вспомнить, что он ел сегодня на завтрак. Таким образом, ухудшение памяти избирательно (по крайней мере это следует из приведенного выше довода) и эта избирательность удивительна.
Насколько соответствует действительности предположение о сохранности долговременной памяти? Вероятно, в определенной степени соответствует, однако, как оказалось, этот вопрос трудно исследовать, и большая часть данных представляет собой частные случаи. Ниже мы кратко рассмотрим несколько примеров исследований долговременной памяти, а также некоторые методологические трудности, возникающие при проведении подобных исследований (см. также ЕгЬег, 1981).
Барик, Барик и Уиттлингер (Bahrick, Bahrick & Wittlinger, 1975) тестировали лиц в возрасте от 17 до 74 лет, закончивших школу. Окончание школы при отборе испытуемых являлось очень важным критерием, поскольку осуществлялась проверка памяти на имена одноклассников. Использовалось 6 тестов памяти: 2 на воспроизведение и 4 на узнавание. Для выполнения тестов на воспроизведение требовалось вспомнить имена как можно большего числа одноклассников, а также указать имена одноклассников, изображенных на фотографиях. Для выполнения тестов на узнавание требовалось выбрать из 5 фотографий фотографию одноклассника, подобрать к имени одну или несколько фотокарточек и подобрать к фотографии одно или несколько имен. Естественно, время хранения информации (то есть время с момента последней встречи с одноклассниками) изменялось с возрастом испытуемых: от 3-4 месяцев у молодых испытуемых до более 50 лет у пожилых.
Не вызывает удивления тот факт, что в этом исследовании молодым испытуемым удавалось вспомнить больше одноклассников, чем пожилым. Возрастные различия были особенно велики в тестах на воспроизведение. В первом задании, к примеру, самые молодые испытуемые в среднем перечислили более 50 имен, а в старшей группе средний уровень воспроизведения составлял около 20 имен. Результаты выполнения тестов на узнавание, напротив, были почти одинаково высокими во всех возрастных группах. В частности, испытуемые, окончившие школу 30-40 лет назад, хорошо узнавали одноклассников по лицам. Успешность выполнения заданий на узнавание согласовывается с приведенными ранее данными о сохранности способности к узнаванию. Более серьезное ухудшение способности к воспроизведению в процессе старения согласуется с результатами исследований, демонстрирующих взаимодействие между возрастом и типом памяти. А то, что определенная информация может удерживаться в памяти в течение столь длительных периодов времени, подтверждает гипотезу о возможности сохранности долговременной памяти до глубокой старости.
Описанное выше исследование — лишь одно из ряда работ, направленных на изучение долговременной памяти. Исследовалась также память на названия улиц и на адреса (Bahrick, 1983), а также память на испанский язык, который испытуемые изучали в школе или колледже (Bahrick, 1984). Другие исследовательские группы анализировали память на имена учителей (Schonfield, 1969), память на названия песен (Barlett & Snelus, 1980) и память на содержание университетских курсов (Cohen, Shanhopc, & Conway, 1992). Как и в исследовании с именами и фотографиями одноклассников, в этих исследованиях обычно обнаруживалось, что информация может храниться в памяти удивительно долго и что с возрастом наблюдается некоторое, но всегда существенное, ухудшение памяти.
Наиболее очевидный недостаток подобных исследований, по крайней мере в том, что касается старения, мы уже обсуждали: длительность хранения информации изменяется совместно с возрастом испытуемого. Так, обнаружив, что пожилые испытуемые выполняют тесты памяти не так успешно, как молодые, мы не можем сказать, объясняется это межвозрастными различиями или тем, что удерживать в памяти информацию в течение 50 лет труднее, чем в течение 5 лет. Скорее всего, имеют значение оба фактора; однако в подобных исследованиях разграничить их невозможно.
Альтернативный подход к изучению долговременной памяти иллюстрируют некоторые другие исследования (Botwinick & Storandt, 1974). Взрослые испытуемые в возрасте от 20 до 79 лет выполняли задания тестов, включавших ряд вопросов об общественно-исторических фактах. Примеры этих вопросов приведены во вставке 13.2. (Для тех, кто хочет себя проверить, ответы представлены в приложении, в конце этой главы.) Поскольку вопросы касаются событий, происшедших на протяжении четырех исторических периодов, появилась возможность рассмотреть память как функцию от возраста испытуемого, давности события, о котором задается вопрос, и возраста испытуемого на момент, когда это событие произошло. Ботвиник и Сторандт в целом не обнаружили никаких возрастных различий в успешности выполнения заданий. То есть 70-летние испытуемые справлялись с заданиями почти так же хорошо, как 20-летние. Однако наблюдаюсь интересное взаимодействие между возрастом испытуемых и историческим периодом, к которому относился вопрос. Это взаимодействие отражало тот факт, что испытуемые всех возрастов лучше всего помнили о событиях, происшедших в то время, когда им было 15-25-лет. Так, испытуемые в возрасте около 50 лет лучше всего отвечали на вопросы, касавшиеся событий 1930-1940-х годов; испытуемые в возрасте около 30 лет — на вопросы, касавшиеся событий 1950-1960-х годов. Следует добавить, что взаимодействие возраста и исторического периода, к которому относятся вопросы, в подобных исследованиях обнаруживается не всегда (в вышеописанном исследовании оно наблюдалось только у испытуемых мужского пола). Однако результаты других исследований (например, Howes & Katz, 1988; Perlmutter, Metzger, Miller, & Nezworski, 1980) подтверждают главный вывод, к которому пришли Ботвиник и Сторандт: память на общественно-исторические события с возрастом если и ухудшается, то незначительно.
Вышеописанный метод устраняет некоторые недостатки исследований Барик, однако имеет и свои собственные. Если стимулами являются имена и лица одноклассников, можно быть уверенными в том, что испытуемому они когда-то были известны, поэтому любые ошибки при выполнении тестов на воспроизведение или на узнавание могут объясняться неспособностью вспомнить, а не изначальным отсутствием знаний. При использовании вопросов об общественно-исторических фактах вероятность изначально одинакового объема знаний испытуемых меньше. Возможно, некоторые испытуемые никогда и не знали настоящего имени «красного барона*. И тогда неспособность дать правильный ответ вряд ли можно расценивать как неспособность вспомнить. Кроме того, спорным моментом является использование термина «память» в ситуации, когда события, о которых спрашивают испытуемого, произошли до его рождения. Вопросы, предлагаемые Ботвиник и Сторандт, не затрагивают специфических, личных воспоминаний, на оценку которых направлено исследование Барик с коллегами. Они направлены на оценку общих знаний, которые могут быть накоплены разными способами.
