Особенно прилежно работали адвентисты — они вообще в селе считаются лучшими работниками.
В сущности, жители села все вели себя психологически идентично с М., тот разве что проявил себя зрелищней.
Можно привести и еще одну «характерную деталь» соприкосновения жителей Великой Вулыги с гитлеровцами.
Хотя линия фронта проходила через село дважды — когда кайфовавшие гитлеровцы шли к Москве и когда в несколько ином настроении откатывались назад, — ощутить войну стоящему в стороне от основных дорог селу удалось лишь однажды — в 1941-м. Тогда, в разгар лета, в село со стороны фронта влетела тридцатьчетверка — лучший танк Второй мировой войны. Но посреди села (как раз метрах в двадцати от места будущего памятника) остановилась — кончилось горючее. Из тридцатьчетверки выскочили четверо в танкистских шлемах и бросились бежать. Да-да, не пошли, а бросились бежать. А танк остался стоять. Целенький. Лучший танк Второй мировой войны.
В селе немцы появились только спустя сутки с лишним. Тридцатьчетверку — судя по всему, с полным боекомплектом — они куда-то отбуксировали и, естественно, использовали или в учебных частях, тем свои танки и их ограниченный моторесурс экономя для боевых действий, или использовали в боях против советских войск напрямую. Это исторический факт: немцы в 1941–1942 годах в массовом количестве использовали захваченные советские артиллерию и танки. (На одном только складе в Дубно немцы захватили 215 танков, а всего их было захвачено 6,5 тысяч. Русскими танками укомплектовывались целые дивизии — в одной только Норвегии таких дивизий было сформировано две. И это не считая сотен более мелких подразделений. Такие полностью укомплектованные русскими танками подразделения были в каждой немецкой танковой дивизии.)
В приведенном эпизоде с брошенным в центре села танком каждая деталь характерна:
— тридцатьчетверка летела в стороне от основных путей, на которых окруженные исполнители сдавались не то что целыми полками и дивизиями (6–7 тыс. человек), но даже и армиями;
— хотя гитлеровцам оставалось еще более суток пути, выскочившие танкисты-сталинцы не пошли, а побежали;
— жители не отметили никаких особенных внешних признаков у четверых танкистов: они не были ни кавказцами, ни евреями, ни азиатами — обычные славянские лица. Не были они и идейными противниками Сталина — ни так называемыми националистами, меньшевиками, анархистами, монархистами или еще кем-нибудь — трудно представить, чтобы в одном танке собрались, ускользнувшие от ока доносчиков-политотдельцев, сразу четверо анархистов;
— буквально в ста метрах от места, где остановился танк, расположена Великовулыжская машинно-тракторная станция (МТС), где было используемое в танках дизтопливо — на дозаправку понадобилось бы намного меньше часа; если бы танкисты заправились, они бы смогли уехать дальше, чем убежать;
— танк, тем более лучший в период Второй мировой войны, мог один (при экипаже из неугодников) задержать наступление врага на этом направлении на сутки и более, нанести большой урон наступающим (бывали случаи, когда один советский танк даже во встречном бою подбивал до десяти вражеских танков, и это не считая уничтоженной пехоты и орудий), — но экипаж был составлен из явных «комсомольцев»;
— в снаряжение танка обязательно входили толовые шашки и бикфордов шнур; учитывая, что боекомплект машины был явно не израсходован, танк можно было безопасно для себя взорвать вместе со снарядами, чтобы он уже не смог служить гитлеровской стае; на организацию подрыва (прикрепление к шашке бикфордова шнура и поджиг этого шнура) требовались секунды, — но и это лучшими из лучших (в танковые войска брали далеко не всех, но понравившихся тем, кто набирал) не было сделано.
Вот где был тот танк, из-за отсутствия которого в оборонительном бою почти полностью погиб батальон моего беспартийного в его 34 года отца!
Таким образом, получается, что отца — во многих проявлениях неугодника, действительно стоявшего насмерть в труднейший период войны, когда на направлениях ударов немцев многие драпали, — в сущности, предали Гитлеру соседи!
И это предательство было не случайным, лучше сказать — наследственным.
Есть серьезные основания полагать, что мой прапрадед был общиной отдан в рекруты, получил по окончании службы свободу от крепостной зависимости и с Украины бежал.
Иными словами, расслоение, происшедшее в XIX веке по психологическому принципу, в XX веке оформилось в прямое военное противостояние.
Война — лишь одна из форм Великой Борьбы психологических сущностей, продолжающейся на протяжении всей истории человечества!
Как прапрадед, вряд ли знакомый с географией, узнал, куда идти?
Да и добровольно идут, как правило, только к своим.
Если он был рекрутским солдатом и притом неугодником, то все становится на свои места.
Сходится все: после того, как его выдавила родня, он оказался наконец среди своих, — разве не нормально и после завершения службы остаться с теми, с кем ему нравится, — в России?
На помощь психологическим соображениям в пользу прапрадеда-рекрута приходит подтверждение ассоциативно-эстетического порядка.
Что отцу нравилось?
Мой отец даже в период принудительного атеизма дарвинщиной не страдал — признак нестайности, таких из общины — долой! К православию отец (он мальчиком пел в церковном хоре, и у него была возможность насмотреться на подноготную правду жизни в храмах) симпатий тоже не испытывал — о неправославности рекрутов в следующей части книги. Таким образом, отец — явный наследник прапрадеда-украинца, и неправославность его естественна.
То, что отец пел мне базарные частушки времен гражданской, — естественно и это: оставшись сиротой, он зарабатывал этим на базарах. Он пел мне также из репертуара синеблузников, что тоже естественно: он участвовал в самодеятельном театрально-художественном течении «Синяя блуза», которое к середине 30-х годов было полностью разгромлено. Отец рассказывал о войне — он в ней участвовал, ее видел и не хотел, чтобы я путался во внушаемом идеологами вранье, — и пел мне фронтовые песни. Но почему он мне рассказывал народные (порой неприличные) присказки времен войны 1812 года?! А это как его лично затронуло?
Однако если наш с ним предок был рекрутом — все сходится: и интерес к событиям 1812 года, и то, что рекрутский фольклор кажется красивым, и то, что отец с успехом вел оборонительный бой, — и не только во времена Великой Отечественной…
Один из дедов был с кунктатором Кутузовым! Уж не украинский ли?
Боже, неужели мне выпала такая наивысшая из возможных привилегий — быть не только праправнуком рекрута, но и внуком пожертвовавшего своей жизнью ради спасения детей деда, и сыном отчетливого неугодника, победившего в Великую Отечественную?
