…Молодой, придет с моря… <…>
…В продолжение десяти лет и более будет обращать в бегство принцев, герцогов и королей. <…>
…Будет две жены…
Тогда его враги сожгут огнем великий город, и он войдет в него со своими войсками. Он покинет город, превратившийся в пепел, и наступит гибель его армии. Не имея ни хлеба, ни воды, его войска подвергнутся действию такого страшного холода, что две трети его армии погибнут, а половина оставшихся в живых никогда больше не вернется под его начальство. Тогда великий муж, покинутый изменившими ему друзьями, окажется в положении защищающегося и будет тесним даже в своей собственной столице великими европейскими народами. <…>
Злые будут обмануты и будут уничтожены огнем, и еще огнем. <…>
Он положит основание плоду, которому не будет конца, — и умрет.
Часть третья
ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Евангельские неугодники
Сокрытая церковниками библейская истина о толпе (стае)
Глава двадцатая
В ЧЕМ ЖЕ НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА ВИНОВНА ЖЕНЩИНА, ВЗЯТАЯ В ПРЕЛЮБОДЕЯНИИ?
Текст запоминается с первого прочтения, и на памяти, наверное, у каждого, его читавшего. Напомним его лишь на всякий случай.
Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?
(Иоан. 8:3–5)
Странности в этой захватывающей истории начинаются с первого же стиха. Дело в том, что по упомянутому закону Моисея, взятую в прелюбодеянии жену на суд мог привести только ее муж. Вопрос: систематически ли нарушали закон его ревнители или только в связи с неким из ряда вон выходящим обстоятельством? Откровенное нарушение закона фарисеями и книжниками — странность первая.
Вторая странность та, что на суд привели одну только женщину. А между тем в том же законе Моисея (Лев. 20:10) сказано, что за внебрачную связь должны быть преданы смерти оба — и прелюбодей, и прелюбодейка. Прелюбодейку привели, куда же девался ее любовник?
Казалось бы, за давностью невозможно распутать клубок совершенных и только готовившихся две тысячи лет назад преступлений. Но так может показаться только на первый взгляд. На самом деле воссоздать прошлое при наличии корректного (евангельского) описания или хотя бы представить основной стержень происходившего на дворе Иерусалимского Храма — возможно. Люди за минувшие тысячелетия ничуть не изменились, и именно поэтому можно по «незначительным» деталям, а тем более «странностям», не только восстановить психологический облик обвиняемой женщины, но и основные события ее жизни.
Читаем дальше:
Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он восклонившись сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле.
Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.
Иисус, восклонившись и не видя никого кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши.
(Иоан. 8:6–11)
Третью странность в этой истории с неудавшимся покушением на убийство можно выявить, ответив на вопрос: что мог эдакого написать Иисус, отчего книжники и фарисеи, признанные национальные праведники, начиная со старших, стали расходиться — постепенно? Не было ли их бегство связано с содержанием того текста, который появлялся на земле из-под руки Иисуса?..
Ответ в данном случае очевиден: появлявшиеся буквы складывались в слова некоего обличения («стали уходить», «будучи обличаемы совестью». — Иоан. 8:9), но оно не было чем-то безличным, общим, иначе уходили бы группами — первый ряд, за ним, получив возможность увидеть написанное, разом следующий ряд и так далее. Уходить поочередно можно только в том случае, если описывались грехи каждого индивидуально, поочередно; процесс перебора присутствующих иным быть не может.
Несомненно также, что перечислялись грехи, для обличаемых особенно постыдные — и притом определенного рода.
Грех — это не только поступок, это прежде всего состояние души, состояние подсознания. Описаний греха существует множество, все они порождение человеческой руки и только одно начертано лично Богом, Его Перстом на каменных скрижалях на все времена — это Закон десяти заповедей (Исх. 20). Соответственно, по числу заповедей все дегенератизирующие человека поступки и желания можно разделить на десять (условно) категорий.
Женщину фарисеи обвиняли в нарушении заповеди седьмой — «не прелюбодействуй». Следовательно, Христос не мог обличать фарисеев в нарушении никакой иной заповеди, скажем, заповеди «не кради», потому что в таком случае это непременно было бы воспринято как повод к препирательству о том, что красть-де грех не столь тяжкий, как прелюбодеяние: дескать, когда крадешь, хоть дети сыты, а в чужой постели расшатываются устои семьи, общества и — чего уж там! — самой вселенной. Итак, начертанные Христом на земле слова обличали присутствовавших в нарушении именно седьмой заповеди.
Могли ли приведшие женщину книжники и фарисеи быть прелюбодеями?
Их современники, услышав такое предположение, задохнулись бы от возмущения. Как такое может быть — ведь признанные же народом праведники?! Но собственное спертое дыхание — аргумент, убедительный только для самой толпы, для умеющих же наблюдать жизнь и обладающих аналитическим умом эта преданность, вообще говоря, свидетельствует, скорее, об обратном — об этих вождей неправедности. Итак, получается, могли?!
Напомним, что фарисеи — это функционеры религиозной иерархии, евреи, которые отстаивали национальную самобытность в противовес греко-римской культуре, возобладавшей в ту эпоху по всей тогдашней ойкумене — средиземноморью и части Европы. В лучшие для фарисейского движения времена их число не превышало 6 тысяч человек на все многомиллионное население этнических евреев и людей других национальностей, примкнувших к иудаизму. Фарисеи беспрестанно молились, постились, безукоризненно соблюдали праздники и связанные с ними обряды, отдавали все свои средства на религиозную проповедь — поэтому не удивительно, что слова Иисуса о недостаточности их праведности для вхождения в Царствие Божие (Мф. 5:20) производили на тогдашнюю публику сильнейшее впечатление.
Книжники — это не просто люди, которые умеют или учатся читать книги. Это нечто большее. Со времен пророка Захарии в течение почти 400 лет в Израиле пророков не было. В прежние времена именно пророки занимались нравственным воспитанием той части еврейского народа, которая хоть как-то следовала Духу Божьему. Но вот настали времена, когда, с одной стороны, учить стало как-то некого, а с другой, Бог не мог найти тех, кто принял бы на себя служение учить по Его призыву, — и пророков до времени Иоанна Крестителя и Христа не стало. Но люди, как та обезьяна перед зеркалом, воображавшая себя вполне полноценным человеком на основании надетых — пусть даже на хвост! — очков, решили поправить, как им казалось, Божью промашку. Роль учителей народа взяли на себя книжники, «люди Книги», как они себя не без гордости называли. Словом, название «книжники» указывает не столько на образованность и глубину проникновения в истинные закономерности жизни, сколько на профессию властителей умов — на способ добывания содержания и достижения положения в обществе. Стоит ли говорить, что у тех толп, которые чуть позднее с одобрением следили за распятием Христа на Голгофском кресте, книжники, наряду с фарисеями, почитались за совесть нации?
