Однако, лукавый к ученикам Иисуса явно не принадлежит и уже только на основании одного этого можно предположить, что эта «евангельская кампания» изгоняемых бесов есть зло, некая — напоследок! — месть. В чем же заключалось зло?
В том, чтобы внушить толпе идею Бога.
Есть вера и вера. Одна — это связь с Господом, живое с Ним общение и с Ним единение, проявляющееся в наслаждении от познания истины вообще, богословской и исторической в частности, а также в естественности определенного спектра поступков. Другая же вера — есть преданность лишь идее Бога, не более чем проявление внушения, полученного от авторитета (вождя, фюрера, лидера, гуру, генерального секретаря, священника, евангелиста, беса, выдающегося копрофила и т. п.). Преданность внушенной идее — любой! — оставляет человека в кабале преданности авторитарному мышлению вообще, ложному авторитету в частности, даже если это противоречит тексту внушения — некоторые авторитеты специализируются на «клеймении» авторитарного мышления.
В случае веры одного рода человек, возлюбив Истину как таковую, распознает ее в любом словесном обрамлении интуитивно, если угодно, — духовно. Поднимаясь по ступеням постижения смыслов жизни ввысь, обретая при этом привычку созерцать прекрасное и этой привычкой наслаждаясь, познающий тем подготавливается к принятию истины еще более для жизни значительной — и вот человек-личность встречается, наконец, с еще прежде вышедшим к нему навстречу Богом.
В случае же другой веры, спутав внушение (а всякое внушение — от сатаны) идеи Бога с Самим Богом, человек остается, как и прежде, подсознательно враждебен и злобен, но теперь уже, подобно наркоману, ищет дополнительных внушений, которые он, позволивший себе запутаться, естественно, не может называть иначе как «словом Божьим».
Закономерно также и то, что те, кому сладостна такая «идея Бога», стремятся собираться в толпы — это счастье безумия, рабства чужой воле, повышенная гипнабельность для последующих внушений. Иными словами, в толпе, искореняя в себе остатки признаков личности, они становятся еще более восприимчивы к «слову Божьему».
Что характерно во всех четырех Евангелиях, так это психологически достоверное описание толп — как и в наше время, толпы всегда и везде если не явно, то скрыто агрессивны. У Пилата казни выведенного на Лифостротон Христа требовала именно толпа (ohlos) во главе со «священниками и служителями» (Иоан. 19:6); у подножия Голгофы она же «стояла и смотрела» (Лук. 23:35).
Но это в последние дни земного служения Спасителя, а прежде? Может быть, прежде, как то следует из популярных толкований, толпа была иной? «Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс — пятна свои?..» (Иер. 13:23).
Что было, скажем, в родном городе Иисуса — Назарете? Толпа, выйдя из синагоги, где ей при чтении библейских текстов раввины вкатили очередную дозу «слова Божия», попыталась сбросить Его со скалы (Лук. 4:29). Однако, скрываемая подсознательная агрессивность толпы не всегда проявлялась в попытках до срока убить именно Его. Другие тоже были ее объектами. В эпизоде с насыщением пяти тысяч пятью хлебами и двумя рыбами (Иоан. 6) после сытной трапезы навсегда разошлась не только сама толпа, но и (после проповеди в синагоге Капернаума — см. Иоан. 6:66) ушли, увлеченные ею, некоторые Его постоянные ученики.
Не будь толпы, а присутствуй только единичные слушатели, эти ученики, видимо, как минимум задержались бы.
Почему с такой уверенностью можно говорить, что толпа разошлась, чтобы не вернуться к Нему никогда?
Потому что это несложно вычислить.
Сколько людей участвовало в эпизоде с пятью хлебами и двумя рыбами? 5 тысяч, не считая женщин и детей. А считая — не менее 15–20 тысяч, если в толпе сохранялись пропорции, характерные для населения. Был еще другой эпизод с насыщением 4 тысяч, и это опять не считая, а считая — все 15 тысяч. Толпа собралась и в рассматриваемом нами эпизоде на берегу Геннисаретского озера. Женщину, взятую якобы в прелюбодеянии, приволокла тоже толпа. Толпы Его якобы слушали на дворе Храма всякий раз, когда Он там появлялся, а Он приходил туда каждый год и не по одному разу. Суммируя число людей, вовлеченных во все упомянутые в Евангелии толпы, становится очевидно, что счет идет как минимум на десятки, если не на сотни тысяч.
И это только те эпизоды, которые авторами Евангелий упомянуты. В действительности же случаев, когда Иисуса «теснила» толпа, было гораздо больше.
Ну, а сколько людей после зримых, прямо-таки осязаемых чудес дня Пятидесятницы, явленных не только перед коренным населением Иерусалима, но и перед многочисленными паломниками, решило принять крещение? Всего-навсего около 3 тысяч (Деян. 2:41), да и то вскоре многие из них отпали в ереси типа николаитской (Откр. 2:15; сам основатель ереси Николай был, как полагают, одним из семи первых рукоположенных апостолами диаконов [Деян. 6:2, 3]). Даже к 70 году н. э., когда римскими войсками был разрушен и сожжен Храм и Иерусалим, в городе было лишь незначительное число благопослушных пророчествам христиан (они, повинуясь словам пророчества, ушли при временном снятии осады римскими легионами — и остались живы), но они не имели никакого влияния на население в целом — ввиду своей малочисленности.
Из числа «около 3 тысяч» крещеных необходимо вычесть не только тех, кто разбрелся по ересям, но также и тех, души которых Христос приобрел лично, при индивидуальных беседах (Никодим, Иаир, женщина-самарянка, мать воскрешенного и др.); кроме того, необходимо вычесть тех, кого приобрели и сами апостолы, и семьдесят упомянутых в Евангелии учеников Иисуса, и тех, кого при личном (!) общении приобрели ученики этих учеников. Кроме того, в те времена, точно так же, как и в наши дни, была категория людей, которые постигают истину при непосредственном общении со Святым Духом (типа Симона Киринеянина — подробно о нем чуть позже), а люди этой категории, как в наши дни, так и тогда, если чего по-настоящему и чураются, так это пребывания в толпе. Таким образом, из анализа пусть даже оценочного числа слушавшей Христа «суммарной» толпы становится очевидно, что для вечности эффективность «работы» с индивидами, которым естественно собираться в толпы, близка к нулю.
При равных усилиях несравнимо больший для вечности плод приносит «работа» индивидуальная, но отнюдь не усилия найти взаимопонимание с толпой. Что не удивительно — согласие на неестественное времяпрепровождение означает одновременно и отвержение Духа Святого.
Итак, всякая толпа как целое — зла, агрессивна, дышит убийством, хотя, себя не осознавая, может так и не мыслить — если, конечно, нет на то особого внушения…
Подведем некоторые итоги. Толпа, одержимая внушенной неким вождем «идеей Бога», придя к Иисусу-«математику» на берег Геннисаретского озера, не получила желанной дозы «слова Божьего» — такого не прощают. Если прежде она Иисуса «теснила», тем разрушая Его деятельность, то несколько позднее пыталась Его уничтожить физически, сбросив со скалы, или психологически, сделав его вождем (царем); а впоследствии, когда пришло время, та же толпа у Лифостротона, беснуясь, приговорила Его к смерти, а потом издевалась, предлагая сойти со креста…
