Это может показаться странным, ведь Симон, как легко удостовериться из на удивление подробных о нем евангельских повествований, был человеком на пути Христа еще более не случайным, чем его сыновья. Разумеется, если он не присоединился к ученикам Иисуса из Назарета до Великой Пасхи, то тому причины были. Приведем только одну — но существенную. Неприятие образа мышления толпы и, как следствие, ее ценностей вело к тому, что Симон толп избегал. Толп вообще, и, в частности, тех, которые, не понимая и не принимая Иисуса, все равно вокруг Него теснились и «Его теснили» (Мк. 5:24, 5:31; Лук. 8:42, 12:1; и др.). Одним своим присутствием толпа извращала смысл происходящего и тем препятствовала Симону (уже не первый год бывшему не как все) прийти Христу на помощь раньше. (Тема толпы в понимании судьбы Симона очень важна, позднее мы к этому еще вернемся!) Симон уже давно понял, что там, где толпа, — там Истины нет. И быть не может. Но на пути к Голгофе толпа не заслоняла Христа от Симона, она теснилась позади, крест Свой к Киринеянину Он нес один…
Итак, на дороге встретились два далеко не случайных человека: первый — Симон, который уже давно исподволь стал поступать не как все, и притом отклонялся только в созидательную, умную, правую сторону; который воспитал таких двух сыновей; Симон, который перешел на более низкооплачиваемую, но нравственно более здоровую работу; а второй — Христос, обстоятельства жизни Которого, начиная от самого рождения до бытовых обстоятельств, при которых Его предали, пророки предсказывали еще за сотни лет до Его воплощения (были предсказаны даже 30 сребреников). У неслучайных людей и встреча всегда неслучайна. Как и этой встречи обстоятельства.
Итак, они встретились. Встретились, чтобы их поражающее воображение общение было запечатлено в лучшей из книг на века и тысячелетия.
Очень важно уразуметь, усилиями кого из двух: Симона или Иисуса, — им удалось не разминуться и встретиться в нужное время и в нужном месте? Кто к кому шел навстречу целенаправленно?
В Евангелии описано несколько встреч Иисуса с будущими Его учениками, и всякий раз именно Он брал на себя инициативу как пространственного сближения, так и начала собственно словесной беседы. Так было в случае с женщиной-самарянкой (Иоан. 4), у которой Он попросил напиться и тем ей, привыкшей к пренебрежению со стороны иудеев, выказал Свое уважение; так было и с Закхеем (Лук. 19), когда тот сидел на дереве, — именно Христос подошел и Сам напросился на ужин к унижаемому фарисеями мытарю; и к расслабленному (Иоан. 5), которого 38 лет болезни приготовили, наконец, к восприятию Истины, Господь тоже подошел первым; а к женщине сиро-финикиянке (Мк. 7) Сын Человеческий, покинув пределы населенной евреями Галилеи, шел и вовсе целенаправленно, не жалея натруженных ног, шел несколько дней!
Что же получается? И сейчас, в день Великой Пасхи, когда Иисусу оставалось жить всего шесть часов, да и то мучаясь от боли на кресте, Он по-прежнему был озабочен не только, а может и не столько своей гибелью, но и тем, как помочь Симону, человеку, идущему к Нему не первый год, чуть пораньше обрести целостность в восприятии мира?
Был ли Симон ведом Духом Святым, когда выбирал время, чтобы уйти в то утро с поля?
В какой-то мере Симон в своей жизни Святому Духу следовал. Но лишь отчасти, смутно, гадательно, иначе бы он присоединился к ученикам Иисуса (и, возможно, к своим сыновьям) задолго до Великой Пасхи. Следовательно, время уйти с поля он вряд ли выбрал по велению Духа. И вновь получается, что именно Христос приспосабливался к ритму желаний и поступков Симона, именно Спаситель выбирал момент для Своего выхода — на казнь и к Симону. Ведь даже до самой последней минуты Своего земного служения Он не переставал отдавать Себя тем, ради кого теперь и шел на Голгофу.
Согласитесь, именно в таких деталях и раскрываются особенности личности Плотника из Назарета, о Котором тысячи лет спорит такое количество людей!..
Как, каким образом можно повлиять на события так, чтобы в ситуации, в которой все решают другие, тебя под стражей вывели в нужный тебе момент? Каким образом Спасителю удалось добиться нужного ритма — ведь Он, в принципе, никого не принуждает? Может быть, Спаситель, ожидая нужную минуту, время тянул, делая вид, что еще не готов идти? Или, напротив, палачей торопил? Если последнее, то это особенно ужасно: человек, умевший жить и потому жизнь ценивший, но безвинно приговоренный к казни, ради другого человека, который и руки-то Ему не подал и остерегался это делать, ради «некоего Киринеянина Симона», Сам торопит Своих палачей…
Так тянул время (делая вид, как актер) или торопил? Иисус, чтобы оттянуть время, комедиантствовать, изображая малодушие или неготовность, просто не мог — это не Его, это обман, и не в Его характере. Христос, если на палачей и воздействовал — чтобы присутствие Божие и не меняло существенным образом оказавшихся с Ним рядом?! — то именно торопил. Технически это было несложно: истязавшие Его и затем короновавшие терновым венцом легионеры жаждали поскорее Его также и распять, и чтобы их сдерживаемое желание переросло в страсть, Ему достаточно было лишь в чуть большей степени явить Себя как Истину и жертвующего Собой Бога — и злоба солдафонов утроилась… Со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде боли от ударов.
Впрочем, Он мог ускорить события и на Лифостротоне — по тому же механизму. Мнение толпы разделилось, хотя большинство, очевидно, кричало за распятие. Стоило Христу чуть больше явить Свою божественность, и крики стаи переросли в рев.
Решение Пилата должно было последовать незамедлительно.
И столь же после этого незамедлительно — на казнь.
В сопровождении той же толпы, которая неделю назад оттесняла Симона воплями «Осанна!» въезжавшему на предсказанном пророками ослике в Иерусалим…
Христос торопился; торопился, чтобы успеть вовремя и не разминуться с Симоном, который мог свернуть с главной дороги в переулки города — и потеряться. Но идти на много лет подготавливаемую встречу было трудно и очень больно: саднила исполосованная бичами спина, силы ушли вместе с истекшей кровью; да и ненависть окружающих сама по себе имеет свойство убивать и потому лишает сил…
Но Он шел, как и всякий в Его положении человек — деревенея от боли (а Он был во всех смыслах человеком, и боль Им переносилась ничуть не легче, чем кем бы то ни было из нас), спотыкаясь от потери крови и сил, ни на минуту при этом не забывая, что если Он упадет, упадет раньше допустимого, упадет тогда, когда упал бы и не поднялся под тяжестью креста всякий другой, столь же иссеченный бичами человек, то нести крест заставят не Симона, а кого-нибудь из заживо умерших зевак, — а это все без пользы.
И Он шел, падал, — но мучительно торопился подняться; и опять шел — с трудом переставляя ноги, пока впереди не показался тот, ради кого Сын Человеческий в те минуты мучился от особой боли быстрого шага, боли, которой могло бы и не быть… И это перед распятием-то!..
Он победил и здесь, дошел — вовремя!
