Глава сорок четвёртая
Групповой «секс»
Один из героев знаменитой книги Грэма Грина «Тихий американец» говорит, что наибольшее удовольствие он получил, когда в постели публичного дома оказался вместе с китаянкой и негритянкой одновременно.
Можно с уверенностью предположить, что данный персонаж не раз оказывался в постели с проститутками, и даже сразу с двумя, и это ему нравилось, но самое сильное переживание у него было, когда он оказался с дамами двух разных рас.
Почему так? Почему некрофилическое удовольствие, получаемое рядом с проститутками, усиливается, если они воспитывались непременно в разных не просто этнических, но даже расовых условиях?
Очень просто. Известно, что даже внутри одной расы представители одного этноса относятся с недоверием к представителям другого. «С недоверием» — это мягко сказано. Если же называть вещи своими именами, то отношение это иначе как кровавой ненавистью назвать нельзя, какие бы улыбки при встречах друг с другом ни расточались. Люди другого этноса непонятны, а потому они кажутся более опасными, лучшая же оборона — нападение, поэтому, защищаясь от чудящейся или действительной агрессии, начинают убивать, — на первом этапе психоэнергетически. В результате, естественно, больше шансов выжить у того народа, который предпочитает жить обособленно. Сражения и просто драки происходят чаще по линии соприкосновения этносов.
Люди вообще друг ко другу относятся неприязненно, по той простой причине, что, хотя они, в лучшем случае, и жухлые, но всё равно некрофилы. Напряжённость некрополя между двумя индивидами, разумеется, растёт по мере усиления яркости каждого из некрофилов и по мере пространственного их сближения. Наибольший эффект достигается при переплетении тел.
В проститутки идут разные женщины, но лучше зарабатывают, а потому в этом бизнесе остаются, некрофилки яркие — клиенты чаще восхищаются их «красотой», одеждой, как им кажется, умениями, и пассивней защищаются требованию раскошелиться. Если к клиенту будет прижиматься не одна проститутка, а две, то индуцируемое дамами на клиента некрополе будет не просто суммой их индивидуальных некрополей, но оно усилится от того, что у них обеих появится ещё и враждебность друг ко другу, во-первых, потому что дополнительный участник некрофил, во-вторых, потому что это — женщина (тему взаимной ненависти женщин развивать, пожалуй, надобности нет), а, в-третьих, ненависть многократно усилится потому, что проститутка-напарница — конкурентка. Итак, если каждая из проституток одного этноса наедине с клиентом развивает силу некрополя, равную, условно, пяти единицам, то если он оплатил двух сразу, то погружается в некрополе силой не десять единиц, а двадцать. Если же дамы разных рас, то сила некрополя перевалит, скажем, за пятьдесят единиц. Это — кайф.
Таким образом, англосакс из книги Грэма Грина, воспитанный на том, что наивысшая любовь — это как у Ромео и Джульетты (единоборцы от смертельно ненавидящих друг друга семейств), и подсознательно совершенно согласный с предпочтительностью этого типа взаимоотношений между мужчиной и женщиной, опытным путём установил, что наибольшее в этом смысле удовольствие достигается в том случае, если в его постели оказывается не млеющая соседская жена, а проститутка, причём желательно, чтобы дам было, по меньшей мере, две, чтобы они были иной, чем англосаксонская, нации и вообще лучше не европеоидки, и, желательно, чтобы и сами они относились к разным расам. Да, персонаж Грэма Грина знал толк в «сексе»! (Кавычки здесь появляются потому, что взаимоотношения явно не генитальные, хотя некоторые с гениталиями манипуляции и могут производиться. Но гениталии — не более чем материал для структурирования времени — для получения удовольствия можно обходиться и без них: взять хотя бы групповухи в целительском Центре, в которых большая часть участвующих были женщины, а мужчины — импотенты.)
При прочих равных условиях — главное из которых сила некрополя — и при наличии денег профессиональная проститутка предпочтительнее соседки. Дело, разумеется, не в профессионализме обращения с гениталиями или иными «эрогенными» зонами. Дело не только в том, что соседка не негритянка, и не умеет ритмично, как кадилом, покачивать на панели бёдрами, — о соседке потребитель знает слишком много. Он знает, в какой квартире она живёт (не станет совершать уголовное преступление из страха быть пойманной), с кем живёт, замужем или нет, знает, сколько у неё детей, и так далее. Эти о ней знания снижают её ценность в плане деструктурирования сознания: она понятна и не может быть тем миражом, от которого перегружается сознание. От неизвестной же проститутки не знаешь, какого подвоха ждать, она в большей степени готова на, скажем, убийство, потому что неизвестно, где её в случае совершения преступления разыскивать. Это страх; страх же порождает гипнабельность, а следовательно, и усиливает некрофилическое удовольствие от превращения в совершенное «ничто». Страх — наиважнейшая эмоция страстной любви. Далее, «ночная бабочка» «интересна» ещё и тем, что вероятность получить от неё венерическое заболевание значительно выше, чем от «добропорядочной» соседки. Опасность заразиться также порождает страх, что, как мы уже сказали, необходимо для эволюций страстной любви. И всё это не считая того, что проститутки обильней соседок пользуются косметикой, изукрашивая себя до состояния не то древней мумии, не то готового к погребению свежего трупа. Поэтому, естественно, у состоятельных и умеющих быть нежадными некрофилов на проституток спрос больший, чем на «порядочных», как бы эти «порядочные» ни демонстрировали всем приближающимся мужчинам своё желание наставить супругу рога. На замужних соседок клюют бедные и ничтожные.
Теперь мы попытаемся найти ответ на вопрос: почему групповухи устраиваются не внутри каждого целительского Центра, а избранных собирают со всей Москвы?
В стенограмме трудно передать интонацию, с которой В. рассказывала о предложении участвовать в групповухе. А между тем, её интонация примечательна, и воспроизводилась она всякий раз, когда В. рассказывала об этом эпизоде. Происходило это следующим образом: вот, только-только она, казалось бы, осуждает то потаённое, что видела в среде избранных целителей; но стоит ей заговорить о предложении, как появляется улыбка гордости: вот, дескать, какую честь оказывают, предложили то, что доступно только строго для избранных! Этот резкий переход интонаций можно, наверное, истолковать как проявление истинного лица: мол, целителей ругает притворно, а на самом деле, приятно вспомнить. Подлог всегда проявляется в особо эмоционально значимых моментах. Опровергать это предположение не берёмся. Однако возможно и другое объяснение. Хотя бы на уровне логическом будущая В., видимо, считала, что целительство как феномен есть нечто хорошее и даже Божье, нужная людям помощь. Предложение о групповом, как она тогда могла думать, сексе — а ведь обыватели все так думают — было столь для неё неожиданным, столь несообразным её представлениям, что интеллект перегрузился, деструктурировался, защитные его свойства исчезли, и в её подсознании отпечаталась мыслеформа предлагавшего. Естественно, что боль травмы заставляла В. вновь и вновь рассказывать П. о предложении участвовать в групповухе. (О том, что с травмами не связано, В. более одного раза обычно не говорит.) Отсюда, кривая при рассказе улыбка — не её. Таким образом, на самом деле именно предлагавший — наиболее вероятно, что это был «дорогой экстрасенс» — расценивал возможность участвовать в групповухе с участием выдающихся и не очень выдающихся целителей Москвы как честь, нечто лестное, доступное строго для избранных, повод для сугубой гордости!
