3. Предложение отражало если не влюбление «дорогого экстрасенса» в будущую В. то, во всяком случае, его некоторую от неё зависимость. Возможно, предложение участвовать в элитной групповухе было «царственным» жестом, формой благодарности. Это по форме, но на самом деле это не могло не быть попыткой купить то, что от всего-навсего смертельно влюблённой женщины получить невозможно.
4. Отличие будущей В. от остальных энтузиастов целительства заключается в том, что она отчётливо сомнамбулического типа. Исследования гипнотизёров ещё в «эпоху магнетизма» (XIX век), в частности Пюисегюра и Делеза, показали, что введение в глубокий транс (пространственная близость с сильным гипнотизёром: например, когда он зажимает между своими коленями колени «пациентки») приводит к возникновению у «пациента» не только детской от гипнотизёра зависимости, но и к — как магнетизёры это тогда называли — «конфликтам раннего детства» — а попросту у пациентки начинались рвота, понос и всё остальное. Это происходит легче всего у женщин именно сомнамбулического типа, в силу чего можно с уверенностью сказать, что, согласись будущая В. на участие в свалке, такое непременно с ней бы и случилось! Она бы стала донором определённого рода «смазки» всей групповухи! (Заодно бы «прочистила» и себе все каналы.)
В сущности, ей предназначалась роль Евы Браун, с той только разницей, что Гитлер не смог пойти дальше, так сказать, парного «секса» с одной женщиной, а в целительской групповухе организатор привлекал их много!
Глава сорок пятая
А ведь это была победа!!!
Итак, что же на самом деле происходило с В. в Центре биоэнергетического целительства? Так ли уж женский ум в состоянии передать, что с ней на самом деле происходило? Может быть, прав тот французский писатель, который сказал, что из слов женщины можно узнать только одно — кем по профессии были её любовники? Итак, что? И как прорваться сквозь паутину ложных самооценок?
Порой, чтобы разобраться в ситуации, приходится привлекать самый неожиданный жизненный материал. И чем более неожиданный, тем лучше.
Итак, почему В., несмотря на, в сущности, безбрачие вплоть до встречи с П. в 34 года, никогда, как выяснилось, не занималась онанизмом?
Почему, ведь нельзя сказать, что это типичное для женщин её возраста поведение?
Да, конечно, хотелось бы угадывать в таком воздержании будущей В. плод Святого Духа, но причина всё-таки не духовная, а душевная, или, что синонимично, — психологическая.
На несколько вопросов обычно бывает ответить проще, чем на один, поэтому: почему В. до 19 лет ни в кого не влюблялась? Если помнить, что страстные влюбления основаны на психоэнергетических травмах — а В. получала их разве что не от всех подряд, — то отсюда следует, что или же В. была порабощена «любовной» травмой от кого-то из домашних, или же те места, на которые «садятся» травмы страстной любви, были перекрыты ею самой. Поскольку эти два механизма могут совмещаться, то ввиду ясности первого (присутствие брата), теперь рассмотрим только второй.
Итак, не влюблялась, потому что не хотела. (Тоже, согласитесь, не самое типичное поведение!) Да, ответ на наши вопросы прост: В. отказалась от себя как от женщины. (В данном контексте термин «женщина» указывает лишь на наличие у объекта первичных половых признаков — половых органов.)
И притом отказалась очень давно — ещё в детстве. Как это обычно происходит? В каких семьях? У дочек каких матерей?
Вот какое толкование следует из работ психоаналитиков. Жена мужа не любит — не то что в высокодуховном смысле, но и в некрофилическом, т. е. перед ним не раболепствует и в состояние восторженного кайфа рядом с ним не впадает. У неё рождается дочь, которая, как и отец, подавлять людей не может (не хочет) подсознательно. Далее рождается брат, которому подавлять худо-бедно удаётся, он и становится для матери сосредоточением всех чувств — её кумиром. (Аналогии: Гитлер и его мать, Наполеон и его мать, Андрей и его мать Софья Андреевна. Фромм считает мазохистское поведение матери с обниманием коленей сына если не главной причиной развития у него некрофилического характера, то, во всяком случае, главной из ему, Фромму, известных.) Несамостоятельный отец сползает в те же чувства, что и мать, поскольку на то ему отдан приказ. Дочь кодируют на те же чувства. Но её положение противоречиво: с рождением брата она теряет даже те крохи внимания, которые получала прежде. Страдание в таких случаях столь сильно, что ребёнок, защищаясь, чтобы оградить себя от новых волн боли, происшедшее как-то осмысливает (что естественно: логическое мышление — защитное). Но выводы его, естественно, по-детски неумелы. В точности то самое и произошло в семье В. и с ней самой.
Итак, логическое объяснение причин приложения «любви» прежде всего к брату, естественно, могло быть выражено только в тех понятийных единицах, которые в семье (рабоче-барачной культуры) употреблялись. Такие слова, как «гипноз», «подавление», «психологическое холуйство», «определённо-направленное мышление» и «Закон Божий» там не употреблялись, более того — активнейшим образом отторгались. Были слова: «хороший мальчик», «крошка», «маленький». Следовательно, как утверждают психоаналитики, для детского сознания брат стал хорошим, «потому что» он был маленький и слабенький и, главное, потому что он — мальчик. Отсюда вывод: девочкой быть плохо, более того — постыдно. Стыд, естественно, подсознательный, что следует хотя бы из того, что он не оставлял В. даже во сне: спит она далеко не в самой удобной позе — на животе: преимущество этого неудобного положения в том, что так скрыты те части её тела, которые отличают её от мальчика.
Если к собственным выводам прибавить свойственное детям подражание родителям, то восхищение семейным некрофилическим кумиром неизбежно должно было превратиться в привычку и тем над головой сомкнуться как стылая чёрная вода омута (помните слова В.: «Он всегда (! и ?) был для меня образцом мужчины!»). Итак, В. от себя как сексуального объекта отказалась. Сама.
Путь приспособления В. выбрала, если можно так выразиться, адлеровский: чтобы достигать своих целей, она как не мальчик и как не девочка всегда играла роль слабенькой, но это была не более чем маска, в которой она достигала выполнения своих желаний. Среди них были желания разные; не было только истинно эротических. Так безмужней, фригидной и бездетной она, возможно, и прожила бы вплоть до встречи с П., если бы не влияние факторов, которые, к несчастью, присутствуют в жизни всех — быть как все (то есть сочетаться браком с достаточно случайным мужчиной, желательно ненавистным): её подталкивал не только гипноз общественного мнения, но и заставляла мать. Властолюбивой матерью владели противоречивые чувства: с одной стороны — она, чтобы эту власть не утратить, дочь всячески запугивала и ограждала от контактов с хорошими людьми, чтобы у той не сформировалось целостное защитное мышление и, как следствие, она бы не нашла себе подходящую пару; с другой — обсуждение (намёки, вздохи, взгляды) безбрачия дочери было орудием её унижения. Унижения от матери (как и многие дети, В. была ребёнком, от начала нежеланным) и порабощение братом (всякое порабощение, вне зависимости от манер, — садистское) неизбежно в безбожном мире приводят к поиску психологической компенсации (противофазы маятника садомазохизма). Это — обретение над кем-то власти. Молодые девушки поступают самым гнусным из всех возможных способов: рожают ребёнка, который зависим от них с пелёнок, а чтобы власть над ним со временем не утратить, воспитывают его беспомощным. (Отец ребёнка в таком случае есть нечто лишнее, после оплодотворения он нужен только как источник содержания. Наиболее откровенный вариант — развод в первый же год после рождения ребёнка. В жизни будущего П. так было дважды, так поступила с первым мужем «В»., так поступила и Ольга, вторая жена Сергея.)
