П.: А тебе что, ни разу из-за него не попадало? Набедокурит он, но с маленького что возьмёшь — мать злость на тебе срывает. Бывало такое?
В.: Как не бывать? Бывало. И сколько раз. Но брат-то тут при чём?
П.: Так, значит, рассуждаешь?.. Редкий, однако, способ мышления! Прямо-таки не верится! То есть, ты на него не обижалась?
В.: Нет, я его очень любила.
П.: Так… Хотя… Странно… Впрочем, тебе уже шесть лет было, когда он родился, но… Но… Что-то я очень сомневаюсь, чтобы у тебя к нему, когда он у тебя мать отнял, не было совершенно никаких отрицательных чувств. Скорее всего, ты о них воспоминания просто вытеснила.
В.: Ничего я не вытесняла! У меня прекрасные с ним были отношения. Он вырос — кто меня одевал? С дочкой одна осталась, он что-нибудь купит то ей, то мне. Если бы не он, она бы фруктов вообще не видела.
П.: То, что ты это всё ценишь — прекрасно. Но это ничего не меняет. Вытеснение в том и состоит, что на логическом уровне человек ничего не помнит. А поступает, руководствуясь неосознанным, оставшимся в подсознании… Хотя, кто знает, может, и не было у тебя отрицательных чувств… А может, сейчас исчезли. Ведь, если вспомнить то же самое «Укрощение строптивой», то, в конце концов, именно старшая переменилась и стала покорной женой. А младшая как была балованным ребёнком, так, выйдя замуж, женщиной в психологическом смысле стать не сумела.
В.: Как в жизни: редко кто меняется.
П.: Редко — не значит никто.
В.: Да… Так говоришь, старшие сёстры, они же офицерские дочки?..
П.: Да. Офицерские дочки — кто? Правильно: все, во всяком случае, которых до сих пор встречал, яркие садо-мазо. Подавляющие, если можно их так назвать, натуры. Отличаются, разве, только тем, насколько та или иная выучилась свой садомазохизм от окружающих скрывать.
В.: А почему они такие?
П.: Причин — море. Наследственность. Ближайшая и — вплоть до Адама. Дети, которые во дворе. Среда. Родителей — и энергетика, и формы поведения. У дочки кумир — папа, а тот себя как ведёт? На работе — царь и бог, с подчинёнными творит, что хочет. А придёт домой — наоборот, абсолютное ничтожество, жена ноги об него вытирает.
В.: Что военные так живут, я тоже замечала. И почему только так получается?
П.: А это и есть некрофилия. Он — добровольное звено иерархии. Звено цепи — с двух сторон скован. У папы всего лишь два положения: или он сверху, или — снизу, или приказывает, или — подчиняется. А близости общения нет. Такой стиль общения ему нравился и прежде, а со временем от подчинения и властвования и вовсе получает сверхудовольствие. Но, непременно, и от того, и от другого вместе. Садо и мазо одно без другого не бывают… Это я тебе что-то вроде бихевиористского объяснения дал, на самом же деле всё сложнее.
В.: Я понимаю, что сложнее. Итак, офицерские…
П.: Или им подобные: дочки больших начальников, партийных работников, на худой конец, бригадиров. Я, помню, вижу: пялится на меня одна в Доме кино, глаз не отрывает, я к ней подхожу и спрашиваю: у вас отец, случайно, не партийный работник? У неё аж челюсть отстегнулась: откуда вы знаете? Закономерность очевидная: дочь опередившего в иерархической конкуренции. Следовательно, подавляющего. И сама подавляющая.
В.: Так, если, по-твоему, дочь всегда стремится в мужчине увидеть отца, то получается, что дочки подавляющих в тебе подавляющего и видели?
П.: Как бы. Они себя видели. Я, как и ты, — зеркало. Тебя очень разной видят даже наипризнаннейшие специалисты, меня — тоже. Посредник в наркобизнесе во мне разглядел посредника того же уровня, жмот — жмота. Кого во мне только не узнавали! И еврея, гордость нации, и типичного былинного русского богатыря, и молдаванина, и даже — типичного представителя Клуба Любителей Пива. Хотя пиво я последний раз пил лет, наверное, десять назад. А один пастор, который не последнюю роль сыграл в той подлости, что меня в церкви ни за что на замечание поставили, разглядел, что я жене изменяю.
В.: Это когда тебя от церкви отлучили?
П.: Нет, до того. Отлучение — подлость была ещё большая, там другие действовали. Тоже поперёк «Церковного руководства». Ведь как положено? Если человека обвиняют, так его самого надо спросить, правду говорят или врут? Нет, не спросили. Отлучили и даже в известность не поставили, что отлучение состоялось! Я, правда, в той общине за три года, может, раза четыре появился, но они знали и телефон мой, и адрес, и то, что мне в соседней общине поручили вести субботнюю школу! Да плевать мне на их отлучение: меня тут же в другой общине приняли. Но сейчас я не про отлучение. Сначала было замечание, тоже безосновательное. Там главный, в отличие от меня… Ты знаешь, что женщины обожают мне свои секреты исповедовать?
В.: Это уж точно. На себе испытала.
П.: Так вот, этот пастор, тайная пассия которого мне кое-чего о нём рассказывала, пальцем в небо угадал мою жене неверность. Которой я, естественно, не изменял, но изменяла она мне. Да и развелась потом. Внимательно-внимательно так на меня посмотрел, пока не убедился, что увидел, — и начинает строить свою речь так: дескать, как вы относитесь к исполнению заповеди: «не прелюбодействуй»? Ну и так далее в том же духе. А я, между прочим, ни в одном браке не изменял.
В.: А пастор в городке, куда ты хочешь на лето меня отвезти, которого за воровство выгнали, наверное, тебя за вора считал?
П.: Пастор Жорик? Нет, с пастором Жориком мы практически не общались. Мы друг другу не понравились сразу. Как, впрочем, и членам его общины. А вот им пастор Жорик нравился. И если бы они не уличили его в торговле продуктами из гуманитарной помощи, которую он должен был раздавать бесплатно, он бы, верно, по церковной иерархической лестнице до сих пор вверх карабкался.
В.: Точно. Взять хотя бы его беспардонность. После того, как за руку схватили, уехать на другой конец страны и опять устроиться работать в Церковь! Пастором!
П.: Это не беспардонность, это уровень следующий, это — наглость. И ориентирование в реальных закономерностях существования церковной иерархии. Но интересно не столько то, что он опять решил обеспечивать себя материально способом, ему уже известным, сколько то, что его взяли! Взяли поперёк совершенно отчётливых на сей счёт инструкций «Церковного порядка», — должно быть переводное письмо! Представляешь, приезжает в Сибирь неизвестно кто и его тут же берут пастором. Поверили! Такой Жорик, что мог заставить поверить! А может, своего угадали. Как-никак — иерархия! И выше бы забрался, если бы те, которые на ту самую гуманитарную помощь жертвовали, не принудили церковное руководство вора разыскать.
В.: Хоть разыскали. Хоть какая-то справедливость.
П.: Да. Но из того, что я Жорику не понравился, кстати, может следовать, что он меня оценил верно: что я не такой, как он.
В.: А что былое вспоминать? Буквально вчера Конкордия, трясясь от злобы, визжала, что ты злобный, злобный, злобный!!!
