Для многих запутавшихся ученых и философов уравнение, понятие, чертеж стали реальнее самой действительности. К счастью, теперь, когда мы способны понять взаимодействие и взаимообогащение конкретного и абстрактного, больше нет нужды обесценивать то или другое. Нам, интеллектуалам Запада, столь сильно переоценивавшим роль абстракции в картине реальности, вплоть до их отождествления, следовало бы восстановить равновесие, подчеркнув значение конкретного, эстетического, феноменологического, неабстрагирующего, охватывающего все аспекты и детали восприятия, направленного на все богатство действительности, включая ее бесполезные части.
Максимально полная спонтанность. Если мы полностью сосредоточены на объекте, очарованы им самим, не имея в виду каких-либо иных целей, то легче быть полностью спонтанным, полноценно функционирующим, позволять нашим способностям легко изливаться без напряжения, без волевого усилия или контроля, инстинктивно, автоматически, бездумно. При этом действие получается наиболее полноценным, наименее подверженным помехам, наиболее организованным.
Основной детерминантой организации способностей и их адаптации к объекту выступает, по всей вероятности, внутренняя природа самого объекта. При этом наши способности адаптируются к ситуации максимально успешно, быстро и легко, они гибко изменяются при изменении ситуации. Так, художник непрерывно приспосабливается к требованиям меняющейся картины, борец — к своему сопернику, танцоры, выступающие в паре, — друг к другу, подобно тому, как вода заполняет встречающиеся на пути трещины.
Максимально полная экспрессивность (выражение уникальности). Полная спонтанность — это гарантия искреннего проявления свободно функционирующим организмом своей природы и стиля, своей уникальности. Оба эти понятия — спонтанность и выразительность — подразумевают честность, естественность, правдивость, отсутствие хитрости и притворства. Это связано с тем, что указанные понятия связаны с неинструментальным поведением, отсутствием целенаправленных "стараний", специальных усилий или напряжения, отсутствием помех потоку импульсов и свободной экспрессии, "лучащейся" из глубин личности.
Единственными детерминантами здесь оказываются внутренняя природа объекта, внутренняя природа личности и внутренняя необходимость их динамичного приспособления друг к другу — приспособления, ведущего к слиянию, к единству, как, например, в хорошей баскетбольной команде или струнном квартете. Ничто внешнее не имеет значения. Ситуация не является средством для какой-то внешней цели; она сама является целью.
Слияние личности с миром. Завершу свои размышления указанием на слияние личности с ее миром. О таком слиянии неоднократно сообщали как о наблюдаемом факте, присущем творчеству. У нас есть теперь основания рассматривать его как необходимое условие творчества. Я полагаю, что паутина взаимосвязей, которые я пытался распутать и рассмотреть, может помочь нам понять это слияние скорее как естественное событие, чем как нечто мистическое или эзотерическое. Я думаю, что его даже можно исследовать, если мы будем понимать его как некий изоморфизм, как все более полное взаимное приспособление или взаимодополнение, как сплав.
И я, наконец, понимаю, что имел в виду Хокусай, сказавший:
"Если ты хочешь нарисовать птицу, ты должен стать птицей".
5. Целостный подход к творчеству.
Интересно сравнить нынешнюю ситуацию в изучении креативности с той, которая имела место двадцать-двадцать пять лет назад.
Прежде всего я хочу сказать, что объем исследовательской работы и накопленных данных намного превзошел все, на что можно было рассчитывать тогда. Во-вторых, у меня сложилось впечатление, что по сравнению с накопленным массивом методов, остроумных приемов тестирования и просто с количеством собранной информации теория в этой области особенно не продвинулась. Я хотел бы поднять теоретические вопросы, связанные с тем, что беспокоит меня в представлениях, имеющихся в этой области и в вытекающих из них негативных последствиях.
Пожалуй, главное, о чем мне хотелось бы сказать, — это впечатление, что идеи и исследования в области креативности слишком атомарны и ситуативны и отнюдь не являются такими целостными, организмическими, системными, какими они могли бы и должны были бы быть. Конечно, я не хотел бы проводить здесь грубых разделений или противопоставлений. Я не испытываю пиетета в отношении целостности или антагонизма к расчленению либо атомарности. Вопрос для меня заключается в том, как лучше их объединить, вместо того чтобы делать между ними выбор. Один из способов избежать такого выбора — воспользоваться давно известным (идущим от Пирсона) различением общего фактора (G от слова general) и специфических или специальных факторов (S), имея в виду, что оно относится не только к интеллекту, но и к креативности.
Когда я читаю литературу по креативности, мне кажется весьма знаменательным, что связь этой проблемы с психиатрическим или психологическим здоровьем является столь решающей, столь глубокой, столь важной и столь очевидной — и тем не менее, не используется в качестве основы для теоретических построений. Например, исследования в области психотерапии, с одной стороны, и креативности, с другой, слабо связаны между собой. Однако основания для такой связи существуют, что убедительно, как мне кажется, продемонстрировал мой аспирант Ричард Крейг (Craig, 1966). На нас произвела большое впечатление таблица в книге Э. Торранса "Руководство творческим талантом" (Torrance, 1962), где он свел вместе и подытожил данные по всем характеристикам личности, для которых была обнаружена корреляция с креативностью. Он нашел не менее тридцати из них достаточно валидными. Р. Крейг выписал эти характеристики в столбец, а в соседний столбец — список характеристик, использованных мною (Maslow, 1954) для описания самоактуализирующихся людей. (Этот список во многом совпадает со списками, которые использовались другими авторами для описания моделей психологического здоровья, например, "полноценно функционирующей личности" К. Роджерса, "индивидуализированной личности" К. Юнга, "автономной личности" Э. Фромма и т. д.)
У Р. Крейга совпадение оказалось почти полным. В списке из тридцати или сорока характеристик оказалось две или три, которые не использовались при описании психологически здоровых людей, были в этом отношении нейтральными. Не было ни единой характеристики, не согласующейся с этим описанием. И было около сорока (может быть, тридцать семь или тридцать восемь), входивших в синдром психологического здоровья или самоактуализации.
Я ссылаюсь на эту статью как на хороший исходный пункт для обсуждения, потому что глубоко (и давно) убежден в том, что проблема креативности — это проблема творческой личности (а не творческих продуктов, творческого поведения и т. п.). Творческий человек — это особый тип человека, а не обычный человек, приобретший новые дополнительные возможности, некое новое умение вроде умения кататься на коньках, овладевший чем-то, что осталось внешним по отношению к его базовой природе.
Если вы согласны с тем, что личность, творческая личность, составляет сущность рассматриваемой проблемы, то сталкиваетесь с общей проблемой преобразования человеческой природы, преобразования характера, полноценного развития личности в целом. Это, в свою очередь, неизбежно вовлекает нас в обсуждение вопросов мировоззрения, жизненной философии, образа жизни, этического кодекса, ценностей общества и т. д. Такой подход резко и недвусмысленно контрастирует с ситуативными, каузальными, замкнутыми, атомистическими подходами в теории, исследованиях и обучении. Подобные подходы часто проявляются в таких, например, вопросах: "В чем причина творчества?", "Что самое важное из того, что мы можем сделать?", "Следует ли включить в учебный план курс творчества на три зачетных единицы?". Я не удивлюсь, если кто-нибудь спросит: "Где локализовано творчество?" или попытается вживить электроды, чтобы с их помощью включать или выключать его. Консультируя лиц, занимающихся исследованиями и разработками в промышленности, я почувствовал, что они тоже ищут какую-то тайную кнопку, на которую можно было бы нажимать, как при включении и выключении света.
