По обе стороны от папы сидели мама и Фиона. У них был усталый вид. Судя по всему, за последние несколько часов ничего не изменилось.
– Я закрылась пораньше. В кафе ни души. Как он? – спросила я, подходя к кровати. В этот момент у папы дернулась нога. Я взглянула на маму и сестру. – Вы видели?
– Да, так уже было несколько раз, – ответила мама. – Это хороший знак. Непроизвольные движения. Значит, он уже не в такой глубокой коме.
Я ухватилась за ее слова. Кома. Он еще в коме.
Фиона похлопала по свободному стулу.
– Садись, – предложила она. – Следующие двадцать четыре часа будут критическими. Чем скорее он очнется, тем лучше.
– А каковы долгосрочные… – Я подыскивала нужное слово. – Долгосрочные прогнозы?
– Никто не может сказать ничего определенного, пока папа не придет в себя, – ответила Фиона.
Меня удивляло, как стремительно менялись мои чувства к отцу. Я присела на стул, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям.
Видимо, на какой-то момент я задремала – это был настоящий подвиг, если учесть, насколько жестким был пластиковый стул, – и Фиона разбудила меня, толкнув под локоть.
Вокруг царила какая-то суета, мама звала к нам медсестру.
Папа размахивал руками. Его глаза быстро двигались под веками. Время от времени он издавал какой-то неразборчивый звук.
Наконец он открыл глаза и уставился перед собой невидящим взглядом.
– Джим! Здравствуйте, Джим, – произнесла медсестра, наклонившись над койкой. – Вы меня слышите?
Папа на мгновение задержал на ней взгляд, но его глаза тут же закатились под веки, которые так и остались в полуоткрытом состоянии.
Медсестра объяснила, что все в порядке и что у него часто могут повторяться подобные реакции. В конце концов, отец должен проснуться от очень глубокого сна. С каждым разом его состояние будет все стабильнее.
– Я буду рядом, – добавила она, снова отходя к окну. – Если он снова зашевелится, говорите ему что-нибудь мягкое и успокаивающее. Я сообщу доктору.
Ее улыбка меня успокоила. Она знала, что происходит. В этом не было ничего необычного.
Какое-то время мы сидели, внимательно следя за папиным дыханием и сопровождавшими его легкими движениями. Я вспомнила о Ройшн.
– Фиона говорила тебе про Ройшн? – спросила я у мамы.
– Да, – ответила она. – Уверена, с ней все будет в порядке.
– Дайане колют успокоительное, – добавила я.
Мне бросилось в глаза сходство между состоянием Дайаны и моего отца.
– Везет ей, – пробормотала мама.
Это замечание было совсем не в ее духе. Я покосилась на Фиону, и та удивленно пожала плечами.
– Ройшн пора бы появиться, – возразила я. – Прошло уже больше суток. Шейн тебе ничего не говорил? Ее еще не нашли?
– Пока нет. Он недавно звонил, сказал, что будет работать допоздна. Полиция расширила район поисков. Теперь ее официально объявили в розыск.
– Господи, надеюсь, с ней все в порядке, – пробормотала я. – Что бы между нами ни было, я не хочу ей ничего плохого.
– Нет, вы ее послушайте! – воскликнула мама. – Ты сама хоть понимаешь, что несешь?
Мы с Фионой чуть не подпрыгнули от ее неожиданного выпада. Я бросила взгляд на медсестру: она подняла голову от бумаг и снова склонилась над столом.
– Мам… – начала Фиона.
– Не надо мамкать. Эта девица всех доставала, а вы тут сидите и прикидываетесь, что ничего не знаете. Переживаете за эту гадину. – Мама наклонилась над койкой. – Мне плевать, жива она или нет. Вся их поганая семейка причиняла нам только зло. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь.
Она откинулась на стуле, скрестив руки на груди и вызывающе вскинув голову.
– Ну зачем так говорить, – мягко возразила Фиона. – Хочешь чашечку чая?
– Не хочу я никакого чая. И не надо разговаривать со мной в таком тоне. – В ее голосе слышался гнев. – Думаете, я выжившая из ума старуха, которая ничего не знает? Ну, так я вам скажу. Я все знаю.
У меня по спине побежали мурашки. Фиона побледнела.
– Ты о чем? – спросила я.
Я не была уверена, что правильно ее поняла.
Мамин взгляд смягчился. Ее лицо расслабилось. Она опустила плечи и вздохнула. Я затаила дыхание в ожидании ее ответа.
– Прошу прощения, – сказала она наконец. – Не обращайте внимания. Я немного устала, говорю всякие глупости. Как там теперь говорят? Несу пургу. – Она взяла папу за руку и погладила его ладонь. – В общем, не берите в голову. У меня все под контролем.
Мои мурашки превратились в мелкий озноб. О чем она говорит? Что держит «под контролем»? Саму себя? Может быть, и так, но мне в это не верилось.
Папа больше не просыпался и лежал очень тихо. Врачи сказали, что, судя по движению глаз и электроэнцефалограмме, он вышел из комы и погрузился в обычный сон.
– У него спокойный вид, – заметила Фиона. – Может, пойдем выпьем чаю?
– Не хочу оставлять его одного, – покачала головой мама.
– С ним останется Эрин.
– Да, мам, иди, – подтвердила я.
Мама неохотно согласилась и вышла из палаты вместе с Фионой. Когда они ушли, я переставила стулья и взбила подушку, которую мама принесла из дома. Это было намного лучше, чем просто жесткий стул.
Потом я наклонилась, чтобы поднять упавший платок, и случайно толкнула стоявшую на стуле мамину сумочку. Она оказалась не застегнута, и ее содержимое высыпалось на пол.
Я тихо выругалась и стала собирать разлетевшиеся вещи. Губная помада. Бумажные платочки. Мобильный телефон. Ключ.
Подобрав вещи с пола, я стала заталкивать их обратно в сумочку. Золотистый ключ тоже скользнул вниз. Но прежде чем он снова упал на дно кожаной сумки, я инстинктивно зажала его в ладони.
Я разжала пальцы и взглянула на ключ. Он никогда не висел в той общей связке, которую таскала с собой мама, но я хорошо знала, к чему он подходит.
К сейфу в доме.
Это был тот самый ключ, который, по словам мамы, бесследно исчез.
Зачем она солгала?
Решение было принято мгновенно. Я захлопнула сумочку и застегнула молнию. А позолоченный ключик отправился в карман моих брюк.
– Ты в порядке?
Голос Фионы заставил меня вздрогнуть. Я обернулась к двери: в палату вернулись мама и сестра.
– Да, все отлично. – Я выдавила из себя улыбку и посмотрела на часы. – Пожалуй, пойду домой. Трудный день и все такое. Мам, ты с нами?
– Нет, я останусь здесь, на всякий случай, – ответила мама, усаживаясь на стул.
