– Ты смелая женщина, – заметил Керри. – Хотел бы я иметь хоть половину твоего мужества.
Я приподнялась на локте и чмокнула его в щеку.
– Смелости во мне не больше, чем в других, – возразила я. – И уж точно не больше, чем в тебе. – Я провела пальцами по его лицу, обдумывая свои слова. – Тебе тоже пришлось быть смелым. Вспомни, через что ты прошел. Ты можешь не хуже всякого другого навести свои мосты.
Керри приподнял брови, и его лицо стало напряженным.
– Тебе легко говорить.
Однако он не сразу отмел мое предложение. Неужели в его непробиваемой стене появилась маленькая брешь?
– Позволь мне тебе помочь, – настаивала я, стараясь говорить как можно мягче. – Возможно, я единственный человек среди твоих знакомых, который может понять, что тебе пришлось пережить. Твою боль. Твои чувства. Пожалуйста, дай мне тебе помочь.
Керри медленно выпрямился и сел на кровати, спустив ноги на пол и опершись локтями на колени. Я подвинулась ближе и положила руку ему на спину, поцеловав его между лопаток. Он накрыл мою руку своей ладонью.
– Даже не знаю, – произнес он наконец. – Ты сильнее меня.
– Сила тут ни при чем. Но даже если так, ты сможешь опереться на меня.
– Это слишком больно.
– Не давай боли себя обмануть, – возразила я. – Тебе больно, потому что ты боишься. Боишься, что тебя снова заставят страдать. Я сама прошла через это, можешь мне поверить. – Прильнув к нему сзади, я обвила руками его тело и уткнулась подбородком в его плечо. – Когда ты перестаешь злиться, то начинаешь видеть правду. Смотришь прямо в лицо тому, что тебе пришлось испытать и с чем ты прежде не мог справиться. Но теперь ты стал старше. Ты мудрее и сильнее. И ты не можешь всю жизнь бежать от самого себя.
Я продолжала крепко держать его в объятиях, надеясь, что он меня услышит и отважится на этот шаг.
– Ладно, – выдохнул он наконец.
– Что «ладно»?
– Ладно, помоги мне. – Он произнес это так тихо, что я едва расслышала его слова. – Помоги все исправить.
– Спасибо, – улыбнулась я.
Если я помогу ему наладить отношения с матерью, возможно, он лучше поймет мои собственные поступки.
Керри слез с кровати и опустился на колени. Он вытащил коробку с письмами.
– На каждом конверте есть дата, – объяснил он.
– Ладно, начнем с самого первого, – кивнула я. – Но сначала, может быть, что-нибудь на себя накинем?
Пять минут спустя мы сидели в гостиной. Письма лежали перед нами на журнальном столике, разложенные в хронологическом порядке. Керри взял первый конверт и, поддев большим пальцем, разорвал клапан.
Внутри лежал большой плотный лист, сложенный вчетверо. Керри развернул его и положил на стол.
Дорогой Керри!
Я понимаю, что ты вряд ли захочешь со мной общаться после того, что произошло дома, но все-таки верю и надеюсь, что ты прочтешь это письмо.
После нашей ссоры я думаю о тебе каждый день и мечтаю только о том, чтобы повернуть время вспять. Господи, если бы у меня был шанс, я бы все сделала по-другому! Никогда не думала, что все закончится настолько плохо. В нашей семье и так было слишком много горя и потерь.
Пожалуйста, позвони мне. Я хочу с тобой поговорить и все объяснить.
Люблю тебя.
Мама.
P. S. Ронана взяли в школьную хоккейную команду.
Я взглянула на Керри, стараясь понять, что он чувствует. Его лицо осталось бесстрастным.
– Ты когда-нибудь виделся со своим братом? – спросила я.
– Да, я ходил на хоккейные матчи, в которых он участвовал. Если там не было матери или ее мужа, я подходил к нему, и мы разговаривали. Теперь он вырос, пишет мне сообщения, иногда звонит. Мы общаемся.
– Хорошо, я рада, что вы поддерживаете связь, – кивнула я. – Давай следующее.
Я взяла второй конверт, полученный спустя десять месяцев после первого.
Мы прочли письмо вместе. В нем было примерно то же самое. Мать хотела, чтобы Керри с ней связался, и сообщала, что Ронан по нему скучает.
Постепенно мы прочли почти все письма. Большинство из них были похожи друг на друга. Мать Керри писала, что они должны поговорить и объясниться. Что им надо наладить отношения. Что она скучает и любит его.
Осталось только два конверта.
– Это бесполезно, – пробормотал Керри. – Я не хочу больше читать.
– Нет, давай закончим. Мы уже много прочли, незачем бросать сейчас.
Не дожидаясь его ответа, я вскрыла еще один конверт. Письмо пришло почти год назад. В нем было больше размышлений и, пожалуй, больше грусти. В конце мать Керри снова писала, что сильно по нему скучает.
– Везде одно и то же, – буркнул Керри. – Ни раскаяний, ни извинений. Пишет только о себе и о том, как ей плохо.
Я взяла последнее письмо и взглянула на дату.
– Пришло всего несколько недель назад.
– Знаю. Все, Эрин, давай закончим.
Я вскрыла конверт раньше, чем он успел меня остановить. Это было самое длинное письмо, написанное на двух страницах. Я потянула Керри за руку, чтобы усадить обратно на постель, и начала читать вслух.
Дорогой Керри!
Даже не знаю, читаешь ли ты мои письма. Я говорила с Максом. Он клянется, что передает их тебе. Надеюсь, ты их все-таки прочел.
Наверное, ты уже слышал, что я рассталась с Томом. Он ушел от меня незадолго до Рождества. Честно говоря, меня это не удивило. И раз уж речь зашла о честности, я скажу тебе, почему. Все дело в тебе. Я никогда не могла простить себя за то, что произошло той ночью. За те слова, что тебе сказала. И Тома я тоже не могла простить. Нельзя было допустить того, что с нами случилось. Не могу даже представить, что ты тогда чувствовал и каких мучений тебе это стоило. Я каждый день казню себя за это.
Совсем не этого я хотела, поверь мне. Для меня настоящая мука сознавать тот факт, что мой родной сын больше не со мной. Твой отец был бы в бешенстве, если бы узнал, что произошло. На прошлой неделе я приезжала в Россуэй. Я хотела встретиться с тобой. Несколько часов я сидела в маленьком кафе возле мастерской, собираясь с духом, чтобы встать и пойти к тебе. Но мне не хватило смелости. Я бы не вынесла, если бы ты меня оттолкнул. Думаешь, я лицемерка? Я сама сказала тебе, что не хочу тебя больше видеть, а теперь не решаюсь встретиться с тобой только потому, что боюсь услышать то же самое. Да, боюсь, и не без оснований. Я знаю, что поступила плохо, но меня пугало одиночество, и мне приходилось заботиться о Ронане. Передо мной стоял выбор: жить ради своего пятилетнего малыша или ради семнадцатилетнего сына, который, может быть, и сам скоро вылетит из гнезда. Я не могла отказать Ронану в праве жить и расти вместе с отцом. У тебя уже отняли эту возможность; я не должна была лишить ее и Ронана.
