Кто-то из великих сказал: зависть не умеет таиться. Она обвиняет и осуждает без доказательств, раздувает недостатки, возводит в преступление незначительную ошибку. Она ступой яростью накидывается на самые неоспоримые достоинства.
Сталин это заметил сразу. Абакумов ревностно наблюдал за стремительным карьерным ростом своего первого заместителя. Держал, как говорится, его «на дистанции». Сработала известная система «противовесов», которой не раз пользовался и сам вождь. А потом начались будни начальника советской контрразведки…
Конец сороковых и начало пятидесятых были годами активизации недобитых националистических бандформирований на территориях Западной Украины и Прибалтики. Молодой начальник контрразведки понимал, что личный пример — венец воспитательной работы. Приходилось самому участвовать в опасных оперативных мероприятиях, находясь на острие конкретных чекистско-войсковых операций.
Одним из примеров было его личное участие в перевербовке матерого латышского националиста, одного из руководителей подпольной организации «Даугавас ванаги» («Ястребы Даугавы»), бывшего курсанта и выпускника немецкой разведшколы в г. Резекне Гунарда Езерше — «Корня».
После подрыва двух воинских эшелонов с большим количеством жертв по согласованию с Абакумовым Питовранов сам занялся расследованием этого ЧП. Он срочно вылетел в Ригу и вместе с латышскими чекистами установил многие интересные обстоятельства в поведении проверяемого и круг лиц, возможно причастных к преступлению. «Корень» был в числе подозреваемых. Через его близкую связь — «Линду», с которой беседовал сам Питовранов, вышли на объект оперативного интереса, с которым решили провести встречу. Кроме того, «Линда» сообщила, что у Езерше есть немецкая радиостанция, по которой он держал связь после войны с американцами. Из-за нее руководство «Лесных братьев» стало подозревать о его работе на советские органы ГБ, поэтому он и скрылся от них.
А зацепкой для беседы служила информация, что Гунард сильно обеспокоен судьбой семьи — матери, жены и двух детей — Эльзы и Пятраса, депортированных недавно куда-то в Сибирь. Но он понимал, что за совершенные преступления его ждет вышка. Через «Линду» довели до него информацию, что с ним хочет встретиться сам начальник контрразведки страны. Загнанный в угол, Езерше согласился, но поставил условие — встреча должна пройти в темное время суток в заброшенной рыбацкой избушке на длинной песчаной косе. Один на один. Все подходы к избушке просматривались на несколько километров. Организовать засаду было невозможно: на снегу четко отпечатывались любые следы.
Коллеги выражали обоснованное сомнение в целесообразности встречи — риск казался неадекватным, так как Гу-нарду терять нечего и он может повести себя непредсказуемо. Но это не остановило контрразведчика, верившего в успех именно личной встречи.
Со слов уже упоминаемого А.В. Киселева, по условиям встречи на расстоянии примерно в 200–300 метров от избушки Питовранов должен на короткое время мигнуть фонариком. Ответное мигание будет означать, что его партнер уже на месте. Однако ответного мигания не последовало, приближаться к избушке дальше не имело смысла. Но только Евгений Петрович развернулся, как краем глаза засек мигание не из домика, а из-под штабеля старых лодок, лежащих поблизости. Он продолжил движение. Приблизившись метров на пятьдесят, крикнул: «Я без оружия, прошу выбросить твое, но так, чтобы я видел!» Из-под лодки высунулась рука с каким-то предметом, завернутым в шерстяной шарф.
— Вылазь, Гунард! Я к тебе с важным делом, пошли в дом, потолкуем. Привез тебе привет от Эльзы и Пятраса, они уже совсем большие. И мать, и жена тоже здоровы, у меня есть их адрес, — Питовранов говорил беспрерывно, чтобы хоть немного сковать серьезного оппонента, да и самому подавить собственное волнение: — Ты видишь, я пришел один. А ты? Я могу быть уверен, что никого с тобой нет? Иначе никакого разговора у нас не получится.
— Один я, один, не бойся. Ты сам зачем пришел? А где комиссар? — «Корень» неторопливо вылез из-под завала, — мне сказали, что самый главный придет. Или ты на разведку вышел?
— Давай зайдем в дом и там поговорим.
Питовранов вынул служебное удостоверение, протянул Гунарду: «Читай! Генерал-майор, начальник Главного управления…»
Но тот смотрел не на удостоверение, а на самого пришельца — не верил, что его ровесник может быть уже генералом и командовать всей контрразведкой огромной страны.
— Времени у нас немного, давай только о главном. О семье и твоих личных делах поговорим позже.
Получив заверение о готовности обсуждать любые вопросы, Питовранов заметил, что, хотя обо всех «подвигах» собеседника хорошо известно, мы считаем, что у него остается возможность активно потрудиться на благо собственных детей, их нормального будущего. Нам также известно, что, с одной стороны, его разыскивает советская контрразведка и, естественно, рано или поздно, но непременно найдет, а с другой — на него охотятся «Ванаги». И его поимка — дело недолгого времени. Кроме того, наша служба уже давно «читает» всю его радипереписку с американской военной разведкой, мы, знаем, как ловко он ее обманывает. Так что ожидать и от нее какой-либо помощи ему уже не следует.
Питовранов предложил ему самому прийти к «Ванагам» с повинной, рассказать им о наличии радиосвязи с американцами, что их непременно заинтересует и снимет с него подозрения о связи с русскими, сообщить им, что американцы обещали «в ближайшее время подбросить оружие и денег и даже при благоприятных условиях прислать связника». Последующие радиосеансы проводить по имеющемуся расписанию и тем же шифром. Обо всех изменениях заранее оповещать нас через «Линду».
Взамен Питовранов гарантировал сохранить ему жизнь (при любом решении суда) и через месяц-два возвратить семью на прежнее вместо жительства, или, если это будет вызывать подозрение, в любое другое указанное им место.
«Корню» запрещалось участие в диверсионных и террористических мероприятиях, а упреждающая информация должна направляться по условленным каналам. С этого момента «Корень» перестал существовать, появился «Пятрас» — по имени любимого сына.
«Даугавас ванаги» имели свой канал радиосвязи с американской военной разведкой и, получив от нее подтверждение агентурных отношений с «Корнем», успокоились.
Что же касается новой ипостаси Гунарда — «Пятраса», то через «Линду» он регулярно передавал оперативно значимые материалы, позволившие предотвратить десятки бандитских вылазок. Он очень старался, чтобы искупить свою вину, чтобы когда-нибудь снова вернуться к своей семье. Однако судьба к агенту повернулась спиной — в 1951 году, переправляясь по морскому каналу в Швецию, он погиб — во время шторма выпал из быстроходной лодки. Балтика стала его могилой.
* * *
Со слов участника войны, военного контрразведчика полковника в отставке А.К. Соловьева, хорошо знавшего жизненные вехи Е.П. Питовранова, в 1951 году «фаворита» Сталина арестовали. Следователь-авантюрист Рюмин «пришил» ему дела «преступлений» МГБ во главе с В.С. Абакумовым. В «Матросскую тишину» были посажены генералы Абакумов, Селивановский, Райхман, Белкин, Эйтингон, а Питовранова же препроводили в одиночную камеру на Лубянке. Если первым сидельцам предъявили обвинение в убийстве Михоэлса, фабрикации «Ленинградского дела» и «Дела врачей», то по Питовранову Рюмин пошел на подтасовку материалов. Он обвинялся ни много ни мало «в практической бездеятельности по выявлению сотрудников нелегальной разведки Великобритании МИ-6 и их агентуры на территории Советского Союза».
