Но и это еще не все. На случай, если враги начнут одолевать, в Смердьей башне Крома, где находились Великие ворота, перед которыми через Греблю, заполненную водой, строители перекинули мост, была устроена ловушка – захаб. Действительно, длинный узкий коридор и впрямь напоминал рукав охабня. На входе в него находился подъемный мост, а на выходе – еще одни ворота, прочные и надежные. Но дойти до них никому из врагов не удавалось. Запустив неприятеля в ловушку, псковичи поднимали мост на металлических цепях, и бросали на головы врага бревна и камни, лили кипяток и кипящую смолу. Назад неприятелю уже было не уйти, а увернуться в узком коридоре – некуда.
Церкви в Пскове тоже были необычными. Они имели узкие окна, очень толстые стены. Когда враг подходил к городу, мужчины и женщины вооружались, и если не могли удержать городскую стену, уходили в храм. И тогда каждая церковь становилась крепостью. Храмов в городе насчитывалось великое множество, они могли вместить много народу и были способны выдержать долгую осаду, так как внутри находились не только воинские припасы, – оружие, порох для пищалей, – но также провиант и вода в достаточных количествах.
А еще Истому привлекало Торжище. И не только потому, что там было его «хлебное» место, где он выступал со своим шутейным вертепом. Торжище в Пскове занимало огромное пространство. На нем были построены почти две тысячи лавок, клетей, амбаров и чуланов. Псковичи удивляли приезжих тем, что никогда не торговались и не старались обмануть покупателя ради своей выгоды. На прилавках и лотках Торжища чего только не было. Заморским гостям очень нравились удивительные изразцы – глиняные квадратики для облицовки печей. Изразцы делались и в других городах, но в Пскове они получались красивее всех – с выпуклыми сказочными птицами, гибкими барсами и китоврасами
[93].
А какую чудесную глиняную посуду изготавливали псковские гончары! Они брали сделанный на гончарном круге горшок, сушили и обжигали, как обычно, а затем клали в чан с опилками и коптили. Горшок становился темным, черно-коричневого цвета. После этого его вынимали и чистили до блеска – лощили.
Псковские рукодельницы вязали очень красивые рукавички с необычными узорами; на них и птицы порхали, и цветы расцветали, и сплетались крестики с разноцветными ромбиками. Но особенно знамениты были литейщики. Во все города Руси приглашали мастеров-псковичей лить колокола для церквей. Голоса псковских колоколов были звучными, долгими, а убранство очень красиво – с высокой короной
[94], орнаментом из вьющихся стеблей, с фигурками животных, людей, с двуглавыми орлами, виноградными лозами, витыми шнурами.
Но вскоре юному боярину Псков наскучил. Не таким он уже был и большим, как ему показалось вначале. Он поглазел на деревянный Княжий двор с просторной гридницей, побывал на всех торжках – в Рыбниках, на запсковском и завеличском, побывал в Застенье, изучил досконально концы, осмотрел все торговые дворы – Льняной, Немецкий, Московский, Тверской, и даже позаглядывал в мастерские литейщиков, медников, оловянников, сапожников, шапочников, иконников, скорняков и иных мастеров.
Особо его заинтересовали келиотские монастыри. Их устраивали горожане, принявшие постриг, притом чаще всего на территории принадлежащих им владений, прямо в городе, либо близ него. Такие крохотные монастыри ставили свои кельи и возле церквей. В них раздельно жили мужчины и женщины. Число монахов в этих обителях обычно было не больше пяти – семи человек.
Но в один из безмятежный дней, занятых праздношатанием и ничегонеделанием, Истому вдруг сильно, до душевной боли, потянуло в Новгород. Именно там обитало ЗЛО, повинное в смерти семьи и в скитаниях его самого. Перед сном он часто размышлял, как отмстить проклятой ведьме, боярыне Марфе Борецкой. И никак не мог найти ту лазейку, которая помогла бы ему подобраться к ней поближе и нанести смертельный удар. И не только одной ей; она уничтожила всю его семью, значит, должна ответить, как сказано в Святом Писании – око за око, зуб за зуб. Только так и не иначе! С этим мстительным чувством Истома ложился в постель, с ним же и поднимался с утра пораньше. Оно стало его навязчивой идеей. Наконец он не выдержал и прямо сказал Томиле Лукичу, что хочет отправиться в Новгород.
Купец внимательно посмотрел на Истому, тяжело вздохнул и молвил:
– Погубишь ты себя… Ох, погубишь. Знаю, знаю, о чем думаешь, што замыслил. Про глазам вижу. Только вряд ли это тебе по силам. К Марфе не подобраться. Забудь обо всем, оставайся в Пскове. Не лезь в логово волчицы. Што было, то прошло, его не вернешь. Хочешь – к делу приставлю, а нет – отстрою тебе хоромы и живи-поживай по своему уразумению, да добра наживай.
– Я уже все решил, – глухо ответил Истома, избегая смотреть в лицо купца.
– Вольному воля… – Томило Лукич опять завздыхал. – Ты сыном мне стал, и горько сознавать, што нам придется расстаться. Денег я тебе дам…
– Спасибо, не нужно. Мне вполне достаточно того, что у меня имеется.
Купец с пониманием кивнул. Он уже прознал, чем занимается Истома на Торжище. Поначалу Томило Лукич осуждал его за это занятие, неподобающее боярину, но когда Истома рассказал, сколько ему достается от щедрот псковичей, сильно удивился и не стал больше перечить. Купеческая натура взяла верх; заработок с помощью шутейного вертепа был большим, чем от мелочной торговли.
– Добро! – решительно сказал Иголка. – Через неделю в Новгород уходит обоз немецких гостей, так что поедешь со всеми удобствами. С ними я договорюсь…
Так Истома оказался в Великом Новгороде. Шел май месяц 1470 года.
Глава 2
ШТУКАРЬ
Новгородская торговля представляла собой несколько необычное для других русских земель зрелище. В отличие от Москвы и вообще от всей Руси в Новгороде большей частью торговали артелями. Здесь было очень мало больших рядов, как в других русских городах. В Новгороде даже лавок насчитывалось немного, и стояли они в основном на мосту через Волхов и на Торге, расположенном на территории древнего дворища, названного по имени князя Ярослава Мудрого.
Собственно говоря, основным препятствием на предмет обзаведения новгородцами торговыми рядами были иноземные гости, которые оборудовали свои дворы в Новгороде. Они верховодили в заморской торговле, которая приносила им немалую прибыль, поэтому были большими противниками мелочных продаж с лавок. В Новгороде их больше всего интересовала оптовая торговля, ведь по бескрайним просторам Руси особо не наездишься. С русскими землями они милостиво предоставляли возможность торговать заморскими товарами новгородским купцам, ведь жажда большой наживы тоже имеет пределы. В 1371 году немецкие послы, предлагая Великому Новгороду мирный трактат, потребовали, чтоб новгородские купцы не стояли на мосту по обеим сторонам Немецкого двора, не вколачивали шесты в забор для вывески товаров и не ставили строений на земле, принадлежащей немцам по праву.
