Тогда Соня впервые в жизни дала матери отпор. Она очень спокойно остановила ее бурный словесный поток и попросила не вмешиваться. А когда в ответ Алла стала ругаться еще сильнее, дочь так же спокойно сказала, что сумеет найти на нее управу. Чего стоило Соне это ее спокойствие в разговоре с разбушевавшейся матерью, знала только она сама.
— О какой такой управе ты говоришь? И кому?! Мне, своей маме?!! — не унималась Алла. — Ты что, собралась натравить на меня толпу цыган?
— Этого не потребуется. — Соня по-прежнему изо всех сил старалась оставаться спокойной. — Не забывай, что я все-таки училась на юридическом. И что интересно, мамочка, я, оказывается, хорошо выучилась. Во всяком случае, кое-что у меня получается совсем неплохо.
— Я не очень понимаю, девочка моя, что ты имеешь в виду.
— Очень просто, мама. Выставка, на которую ты возлагаешь такие надежды, может и не состояться.
— Почему это? — самоуверенно возразила Алла. — Помещение — мое, на картины у меня заключен договор…
— Дело в том, мамочка, что твой договор на экспонирование картин был с живой художницей Светланой Форс. Но договора передачи у тебя нет. Так что формально картины принадлежат ее единственному наследнику — отцу… — Соня сделала эффектную паузу и продолжала: — А это значит, что отец Светы, Леонид Вячеславович, волен делать с картинами все, что он захочет. Если, конечно, ему об этом напомнят.
Последнюю фразу она произнесла с особым нажимом. Но Алла не собиралась сдаваться.
— Так ты, значит, выучилась на юридическом? Я для того тебя, неблагодарную, учила, чтобы ты мне палки в колеса вставляла?! Ты мне была нужна как мой юрист, мой помощник! А вместо этого ты спелась с цыганами, которые довели до могилы твоего родного брата!!! — Она воздела руки к небу. — Максим мертв! Он погиб из-за того, что связался с цыганкой! А ты тут передо мной дипломом своим трясешь? Дрянь!
Мать с размаху влепила дочери пощечину. И Соня не выдержала — заплакала. Не от боли, конечно, — от обиды.
…Вскоре после этого Миро нашел плачущую Соню забившейся в дальний глухой угол театра. Она сразу же рассказала ему о ссоре с матерью, потому что ведь тяжелее всего держать переживания в себе, внутри.
— Соня, ну послушай… — Миро не очень хорошо умел утешать, но чувствовал, что должен был это сделать. — Это не беда, что ты поругалась с мамой — она все поймет, я уверен…
— Нет, Миро, я ее потеряла навсегда! — и все это сквозь слезы.
— Не надо так говорить…
— Ты знаешь, я думаю, что если бы у меня совсем не было мамы, тем более такой, то мне было бы гораздо лучше!
— Никогда не говори так, Соня! Так даже думать нельзя! Это у тебя просто истерика, а родители — это святое, их нам Бог дает.
— Это, может быть, у других так. Только мою матушку, Миро, святой назвать сложно…
Парень обнял плачущую девушку за плечи и нежно погладил рукой по спине, отчего по телу Сони сначала пробежала дрожь, а потом разлилась приятная истома.
— Не расстраивайся ты так, — говорил тем временем Миро, — все будет хорошо, вот увидишь. Будет и театр, и выставка. И мама твоя, даст Бог, поймет рано или поздно, что ты права.
— Да ничего она не поймет, Миро, кроме своих прихотей. Она и Максима даже после его смерти понимать не хочет. Ну что еще должно произойти, чтоб мама увидела, что она не одна на свете?
— Не знаю, Соня. Возможно, ты права и маму твою не исправить. Зато ты на нее совсем не похожа.
— Но она же все-таки моя мать! — глотая слезы, причитала девушка. — Знаешь, как тяжело?
— Спасибо тебе, Сонь, что заступилась за нас.
И тут она осмелилась сказать то, что давно уже лежало у нее на сердце:
— Это я за тебя заступилась, Миро…
Воцарилась тишина.
…А потом Миро повел Соню гулять по берегу Волги.
* * *
Закончив переговоры с Баро, Астахов снова заглянул на конюшню к Кармелите.
— Ну что, я пришел сказать тебе, что мы с твоим отцом обо всем договорились. Это будет наш общий проект.
Девушка улыбнулась:
— Я очень рада, что у моих двух отцов будет что-то общее, кроме меня.
— Знаешь, а это ведь и в самом деле интересная задумка. Коттеджи, пожалуй, слишком дороги, а вот дом в самый раз. Тем более что строительный бизнес у нас сейчас так хорошо идет. Думаю, и мне, и Рамиру проект принесет, кроме всего прочего, и моральное удовлетворение. Ну и еще, Кармелита, я очень надеюсь, что это общее дело сблизит всех нас троих: Рамира, меня и тебя…
Девушка молча согласилась. А потом стала мечтать вслух:
— Мы построим большой прекрасный дом… Может быть даже, я смогу в нем жить…
— Я как раз зашел поговорить с тобой об этом, Кармелита. И если ты не против, то я хотел бы предложить тебе перебраться пожить ко мне.
Девушка подняла на него удивленный взгляд.
— И я буду очень рад, если ты согласишься! — поспешил добавить Николай Андреевич.
Ответила Кармелита не сразу:
— Спасибо большое, но… Я не могу сейчас принять твое приглашение.
— Я не хочу настаивать, но просто объясни мне: почему ты так упорно держишься за эту конюшню? Неужели тебе здесь лучше?
— Мне здесь легче… Здесь меньше воспоминаний.
Помолчали.
— А где строить дом вы уже решили? — Кармелита сама перевела разговор на другую тему.
— Ну об этом нужно хорошенько подумать. Надо ведь не только найти подходящее место, но еще и выкупить его.
— Знаешь, а я, кажется, одно такое место знаю.
— Да? Интересно, и какое же?
— Катакомбы.
— Катакомбы?! Да это место в городе считают проклятым! Столько несчастий там произошло. И с тобой в том числе. Тем более цыгане ведь народ суеверный.
— Да, но посмотри на это с другой стороны: разрушить эти подземелья навсегда и построить на их месте новый хороший красивый дом — ну разве это не начало новой жизни? И не только для цыган — для всего города!
Астахов задумался.
— Может быть, ты и права… Там, конечно, могут возникнуть сложности. Это ведь не бесхозная земля — она раньше принадлежала заводу…
— Ну завод давно разорился и умер. Так что, думаю, земля сейчас опять городская. И ни городские власти, ни люди возражать не станут. Кто ж может быть против уничтожения развалин и подземелий и постройки на их месте нового жилого комплекса?
— Во всяком случае, тут есть над чем подумать, — отвечал Николай Андреевич. — Мы с Рамиром обязательно твое предложение обмозгуем. Как знать, может это и есть решение вопроса.
— Подумайте, подумайте.
