Глава 19
Игорь без труда нашел на набережной человека с табличкой «Куплю золото» и показал ему Тамарино колечко. О цене сторговались быстро, и, положив деньги в карман, довольный, Игорь направился через дорогу в кафе-пивную.
Скупщик внимательно проводил его взглядом. Потом достал из своей барсетки визитную карточку и набрал на мобильном значившийся на ней номер.
— Алло, господин Зарецкий?..
…Через пятнадцать минут за столик к Игорю подсел немолодой бородатый цыган, в котором Носков с ужасом узнал местного барона. Страх пронзил все его тело. «Неужели ему стало известно о готовящемся покушении на его дочь? Но откуда? Да какая разница откуда, все равно он этого не простит. Убьет! Сотрет в порошок! Что же делать?» Все эти мысли проносились в голове у Игоря одна за другой, толкаясь, мешая друг другу и полностью парализуя его волю.
— Что вам нужно? — еле-еле выдавил он дрожащим голосом, отводя глаза от недоброго пронизывающего взгляда Баро.
— Я — Рамир Зарецкий. Слышал про такого?
— Слышал, — пролепетал Игорь. — Только я не понимаю…
— Сейчас поймешь! — Баро достал ожерелье. — Несколько дней назад ты продал это скупщику. Откуда оно у тебя?
Игорь попробовал промямлить, оправдаться, что он много чего продавал, — всего и не упомнить. Но Зарецкий оборвал его лепет:
— Это ожерелье ты должен был запомнить — это цыганское ожерелье, редкое. Где ты его взял?!
— Я не помню.
Цыган схватил Игоря за воротник рубашки, да так, что тот едва мог дышать, и притянул его голову к поверхности стола.
— Может, освежить тебе память?
— Отпустите! Что вы хотите от меня?
— Где ты его взял? — спросил Баро, четко выговаривая каждое слово и не ослабляя хватки.
— Это не мое. Меня просто просили продать, — прохрипел Игорь. — Женщина одна.
— Так ты с моей женой… — В эту секунду Зарецкий уже готов был его убить, но Игорь успел выкрикнуть еще пару спасительных для себя слов:
— Да не знаю я вашей жены! Это моя женщина.
— Кто? Имя!
— Тамара Астахова.
— Что? — от неожиданности Баро выпустил Игоря из рук. — Жена Астахова?
— Бывшая жена, — ответил тот, поправляя одежду.
— Где ее найти? И не вздумай соврать — я тебя из-под земли достану!
— В гостинице, шестьдесят четвертый номер.
Зарецкий с шумом отодвинул стул и направился к выходу. И вовремя — на них уже начинали обращать внимание другие посетители пивной.
А Игорь остался сидеть, постепенно приходя в себя после случившегося и думая о том, что на этот раз пронесло. Потом взял еще пива.
Ничего, барон, поквитаемся. И очень скоро!
* * *
Земфира зашла к дочери. А та никак не могла найти себе места, все ходила по палатке из угла в угол. Переживала, нервничала, волновалась за мужа.
— Мама! Ну где же он? Почему его так долго нет?
— Да что ж с тобой творится-то, дочка? Ну сама подумай — что может случиться со взрослым мужчиной средь бела дня?
— Не знаю, мама, не знаю. А отчего-то страшно… Он Ваську побежал искать.
— Ну значит, найдет, и вернутся они сюда вместе с Васькой. Или не сюда, а в театр пойдут — спектакль ведь у малышей.
— Хорошо бы, если так.
— А что ж еще-то может быть? Зачем ты сама себя накручиваешь, дочка?
— Не знаю. Только у меня внутри тревога такая — места себе не нахожу!.. Никогда не думала, что это так трудно — быть женой.
— Это очень трудно, Люцита. — Земфира слишком хорошо знала то, о чем говорила.
— Вот он ушел… А я должна ждать, переживать… Неужели так будет всегда, всю жизнь?
— Ты слишком сильно волнуешься. Но все равно я тебя понимаю. Раньше ты была одна и отвечала только за себя. А теперь вас двое. И куда бы кто из вас ни пошел, другой всегда будет переживать. И даже если вы, не дай Бог, поссоритесь, то все равно будете знать, что ваши жизни связаны.
— Надо же, как это бывает… Живешь-живешь сама по себе. А потом раз — и связаны.
— А ты знаешь, дочка, что означает слово «супруги»? Это ведь от слова «упряжь». Супруги — это те, кто запряжены вместе в одну упряжку. Ни бросить, ни отстать, ни вперед убежать самому нельзя.
— Ой мама, вот и мне порой кажется, что моя жизнь и жизнь Богдана — это как бы одно и то же. И если будет плохо ему, то тут же станет плохо и мне.
— Это любовь, Люцита, — улыбнулась мать.
— Да… Только почему, когда любишь, так мучаешься?
— Потому что любовь для равновесия приносит человеку и мучение, и счастье.
Но тут вдруг молодая цыганка вскрикнула и схватилась за грудь.
— Что случилось? — перепугалась Земфира.
— Это сердце. Кольнуло так остро.
— Не в твоем возрасте болеть сердцем, доченька, — покачала головой старшая.
— Боюсь, это не совсем то, что ты думаешь, мама. Не забывай, что теперь мое сердце чувствует больше других. И, по-моему, оно дает мне знать, что сейчас плохо Богдану! Что же делать, мама?!
* * *
Не обманывало сердце молодую шувани — Рычу и в самом деле было сейчас невесело. В следующий момент после раздавшегося выстрела он сумел выбить пистолет из рук Руки. Но бандит сильным ударом повалил цыгана на землю и прижал сверху всем своим весом. Леха, во все глаза следя за Рычем и Рукой, бросился уже было дружку на помощь. Но тут совершенно неожиданно сзади на него с разбегу налетел маленький Васька и сбил бандита с ног. Неловко падая, Леха ударился виском о гранитную могильную плиту и затих без сознания. В эту же секунду Рычу удалось подмять Руку под себя и нанести ему несколько сильных ударов. В конце концов Рука перестал сопротивляться.
Рыч, тяжело дыша, сел на него сверху.
— Ну как ты, Васька? Цел? Молодец, без тебя мне бы с ними не справиться! — Он стал вязать бандитов их же одеждой и небольшим куском крепкой веревки, которую всегда носил с собой. — Давай, Вась, беги за милицией! Сдадим их, сволочей, — и дело с концом!
Связанные бандиты тем временем пришли в себя.
— Погоди, Богдан, — отвечал маленький цыган, глаза которого пылали вполне взрослым гневом, — я поквитаться с ними должен!
— Тем и поквитаешься, Васек, что ментов на них позовешь. Давай быстро!
Мальчишка убежал, а Рыч устало присел на могильный камень, не сводя глаз со своих пленников.
— Значит, ты, Рыч, нянькой теперь заделался? — отплевываясь собственной кровью, спросил Рука. — Мальчишку пасешь, да?
— Лучше нянькой быть, чем воровать и людей убивать, — отвечал Богдан.
