Тут на кладбищенской аллейке показался наряд милиции и стажер Полякова.
— А, Голадников! — приветствовала она Рыча, как старого знакомого. — Я смотрю вы и без нас тут со всеми справились?
Но как только цыган повернулся к ней, чтобы ответить, Рука вскочил со своего места, освободившимися от веревки руками, выхватил у Рыча из кармана свой пистолет и тут же навел его на девушку. В следующую секунду прозвучал выстрел. Но в последнее мгновение цыган успел броситься наперерез, и пуля, предназначавшаяся бандитом Поляковой, вошла в его грудь.
Один из милиционеров с ходу прострелил Руке кисть, тот выронил пистолет, схватившись за окровавленную руку. А Рыч тяжело повалился на землю.
Ира Полякова с трудом пришла в себя, осознавая, что секунду назад она была на волосок от смерти. Милиционеры уже повалили бандитов, приставив дула пистолетов к их головам. А Полякова бросилась к Рычу, стала его трясти, как будто старалась вытрясти хоть какие-то признаки жизни.
— Голадников! Голадников! — все приговаривала она как заведенная.
И вдруг почувствовала, что рука ее, которой она поддерживала тело цыгана, вся в чем-то тягуче-жидком и теплом. Это была кровь. И только тут Ира поняла все до конца.
— Рация у кого? У кого рация?! — крикнула она милиционерам.
Сержант Исхаков перебросил ей рацию и она тут же вызвала диспетчера:
— Это Полякова. Тут человек ранен. «Скорую»! Срочно «скорую»!.. На Старое кладбище! Поторопитесь!
И снова склонилась над Рычем:
— Держитесь, Голадников, держитесь!
Но он уже не мог ничего ответить.
…Следователь Солодовников с маленьким Васькой в машине подъехали одновременно со «скорой помощью».
— Ира, что случилось, вы в крови? — бросился Ефрем Сергеевич к своей стажерке.
— Да нет, кровь эта не моя. Это его. — И она кивнула на лежавшего у нее на руках Рыча. — Голадников спас мне жизнь…
Врачи «скорой» приняли у нее раненого, положили на носилки и аккуратно погрузили в машину. И в этот момент, не чуя под собой ног, на кладбище вбежала Люцита.
Ее сердце все время чуяло, что Богдану плохо. А о том, что собирается на кладбище, муж сказал ей сам. И она, наконец, не выдержала — рванула за ним из табора бегом, со всех ног. А прибежала, когда Рыча уже увозила «скорая».
— Богдан! Господи, что с ним? Богдан, миленький мой! Пустите меня к нему! — Цыганка на ходу запрыгнула в машину «скорой помощи».
И тут же, включив сирену, «скорая» уехала в больницу.
Глава 20
Груша испекла любимые Кармелитины пирожки с изюмом и занесла их ей на конюшню. Однако уходить не спешила — все крутилась возле девушки.
— Кармелита, а знаешь, что я тебе сказать хочу, — не выдержала наконец и решилась поделиться с девушкой тем, что лежало на душе. — Мне ведь роль в новом спектакле дали. Представляешь? Я буду играть на сцене!
— Здорово! Я очень рада за тебя, Груша.
— А посмотреть придешь?
Девушка задумалась, потом ответила:
— Нет, Груша. Не думаю.
— А может, все-таки придешь? Развеешься. А то ты грустная такая — смотреть на тебя больно.
— Ой, Груш, ну мне не хочется.
Опять помолчали.
— Прости, Кармелита, за вопрос, но… Это ты из-за Миро не придешь?
— Вовсе нет. С чего это ты решила?.. Просто с этим театром у меня связано слишком много воспоминаний.
— Не стоит жить прошлым…
Снова наступила тишина, которую нарушил заглянувший на конюшню кузнец Халадо.
— А, вот ты где, Груша. А я тебя обыскался. Здравствуй, Кармелита! А что это ты такая грустная? Чем это Груша тебя тут уже обидела? А то ж жена без присмотра — что кобыла без узды.
— Опять пошел сыпать своими поговорками! Ничем я Кармелиту не обидела. Зову вот в театр на спектакль прийти. А она отказывается.
— Почему, Кармелита? Не хочешь посмотреть, как моя Груша артисткой будет?
— И в самом деле, — поддержала Халадо жена, — мне так хочется, чтобы ты увидела и этот спектакль, и меня…
— Там ведь будет весь табор! — убеждал кузнец.
— Я знаю, — тихо отвечала девушка.
— Ты уж прости, Кармелита, но в таборе стали поговаривать, что ты перестала считать себя цыганкой, и поэтому нигде не показываешься.
— Это глупые сплетни! А оправдываться я ни перед кем не буду!
— Пойми, Кармелита. — Кузнец Халадо много говорить не любил, но если надо было, то умел. — Ты — дочь Баро, самого уважаемого человека, и вдруг не придешь. Нехорошо получается.
— Так, все! Ладно, я подумаю. Только не надо на меня больше давить!
— Ну ты извини, если что не так, не со зла ведь. Мы пойдем, пожалуй…
* * *
Сашка заглянул к Маргоше в кафе.
— Умаялся, Сашок? — встретила она его необычно ласково и тут же налила кружку. — Выпей пивка, полегчает.
— Спасибо! А что это ты вся такая радостная, счастливая?
— Тебе не нравится? — перегнувшись через стойку, она чмокнула своего конюха.
— Очень даже нравится, — расплылся в улыбке Сашка. — А что случилось-то?
— Просто погода хорошая! — лукавила Маргоша, не надеясь на то, что Сашка ей поверит, а просто раззадоривая его посильнее.
— Не обманывай меня, женщина! Лучше скажи правду, — включился и он в эту игру.
— Ну скажем, есть у меня к тебе одна просьба.
— Вот как? Говори! — Сашка напустил на себя важный вид.
— Мне очень хочется в цыганском спектакле поучаствовать.
— Поучаствовать? Шутишь? Ты ж не цыганка.
— Ну и что же?
— Как же ты будешь выступать?
— А очень просто — я сама попрошу у Миро, чтобы он дал мне спеть.
— Я тебе запрещаю! Слышишь?
— Это почему еще?
— Я сказал нет — значит, нет!
— Неужели ты в меня совсем не веришь?
— Да верю я в тебя, верю. Просто не хочу, чтоб на тебя все пялились.
— Дурак ревнивый! У вас же цыганки — все артистки!
— То — цыганки, а то — ты! Короче говоря, если ты только появишься на сцене, я на этот позор смотреть отказываюсь!
— Это твое дело. Можешь и не ходить! — поджала губки королева волжского пива.
— И не пойду!
— Правильно, зачем смотреть, как твоя любимая женщина срывает аплодисменты! Пусть другие любуются.
— Вот именно, я могу тобой любоваться и без посторонних!
