Когда Света с Максом в тот страшный день попали в больницу, Антон забрал диктофон с пленкой из ее вещей. Тогда-то он и узнал, что к трагедии причастен не кто иной, как отец погибшей — Форс, и его, Антона, родная мать. Может быть, как раз с того момента и переменилось что-то в Антоне — он перестал участвовать в нечистых затеях Тамары, перестал что-то сам выдумывать этакое. Устроился на освобожденное Палычем место истопника в гостиничной котельной, там же и жил.
И оттуда же, из котельной, и выкрал диктофон с пленкой Игорь, и рассказал об этой записи Тамаре. Рассказал, но не отдал. Все, что он поведал об услышанном, было правдой. Тамара слишком хорошо запомнила те дни в доме Форса, и поэтому в существование у Игоря пленки ей пришлось поверить волей-неволей.
Много раз потом она обыскивала все вещи Игоря, но тому хватило ума спрятать диктофон с кассетой в более надежном месте, чем гостиничный номер, где он жил с Тамарой. Это была еще одна причина, по которой Тамаре приходилось терпеть постоянное присутствие Игоря со всеми его выходками — дело было теперь не только в старой нержавеющей привязанности. Потому-то он, слабак, и держал все это время в узде сильную женщину.
Вот и сейчас Тамарины мольбы и проклятия разбудили в нем одну пьяную мысль. Как только Тамара на минутку зашла в ванную, Игоря из номера как ветром сдуло…
* * *
Миро тосковал по Торнадо. Сразу после смерти коня он даже говорил себе, что в жизни больше не сможет подойти к другим лошадям. Но парень был цыганом, настоящим кочевым цыганом, и лошади (не для езды, для общения) были ему нужны так же, как и люди из табора. Очень быстро Миро понял, что жить может только тогда, когда лошади где-то рядом. И его потянуло на конюшню Баро. Во всяком случае, сам себе он говорил, что тянет его туда именно к лошадям. О том, что на конюшне Зарецкого есть кое-кто еще, кого ему тоже очень хотелось повидать, Миро не хотел признаваться даже самому себе. Так, в перерыве последних перед премьерой цыганского спектакля репетиций он рванул в Зубчановку.
Кармелита чистила Звездочку. Миро невольно остановился у входа, любуясь молодой цыганкой — бывшей своей невестой. И то, что на самом деле она — не цыганка, волновало его в эту минуту меньше всего. Увлеченная работой, Кармелита заметила гостя не сразу. А когда заметила, то вздрогнула от неожиданности и резковато спросила:
— Ты давно тут стоишь?
— Нет, я только пришел. Ты очень красивая, когда работаешь, Кармелита.
— А где Соня? — задала девушка единственный, волновавший ее вопрос.
— А почему тебя это интересует?
— Просто так. Вы последние дни везде ходите вместе, а сейчас ты один. Вы поссорились?
Поссорились? Откуда, спрашивается, почувствовала она то, что произошло сегодня в шатре молодого вожака табора?
— Нет. Просто Соня попала под дождь, промокла и пошла к себе переодеваться. — Ему не хотелось особенно распространяться на эту тему.
— Ты пойми меня правильно, Миро, я не лезу в твою жизнь. Просто вы с Соней теперь не расстаетесь, а тут…
— Соня мне очень помогла, без нее я не вышел бы из тюрьмы так быстро. Она — очень хороший человек, Кармелита, и я стараюсь платить ей за добро добром.
— Да, Соня хорошая. Жаль, что я раньше не знала, какая у Максима сестра.
— Знаешь, странно — они ведь совсем не похожи. Если б не знал наверняка, то никогда бы не сказал, что они — родственники.
— А мне кажется, что у них немало общего. Соня — добрая, благородная девушка, и Максим такой же… Был. Разве не так?
Миро вздохнул и, хотя ему это было непросто, попробовал пресечь разговор:
— Кармелита, я не хочу с тобой говорить о Соне. Думаю, тебе это тоже не очень приятно.
— Почему же ты так думаешь?
— Мне так кажется. — Парень стоял на своем, не пускаясь в дальнейшие объяснения.
— Ладно. О чем же тогда ты хочешь со мной говорить?
— Не знаю. Говорить вроде и в самом деле не о чем. Но и уходить я тоже не хочу.
Кармелита не выдержала и отвела взгляд. Посмотрев на лошадь, сказала:
— Звездочка очень тоскует по Торнадо…
— Я тоже.
— Миро, а ведь я все время была с ним, с нашим красавцем-Торнадо. — Кармелита извинялась за то, в чем вовсе не была виновата, но она ведь не знала, что конь принял на себя яд и смерть, предназначавшиеся ей самой.
Миро, чтобы поддержать девушку, сказал:
— Не хмурься. Ты ни в чем не виновата, Кармелита. И ты уж прости меня, но, по-моему зря ты, все-таки от людей на конюшне прячешься.
— Да не прячусь я ни от кого! Что ж это вы все, как сговорились — и папа, и Астахов, и бабушка, и Груша с Халадо. Вот еще ты теперь туда же. Я просто хочу разобраться в себе… Я — вдовая невеста, Миро, у меня теперь два отца. И я не знаю, что мне со всем этим делать!
— Знаешь что? А ты приходи сегодня вечером в театр! Знаешь, как дети тебе обрадуются?!
Но Кармелита не спешила с ответом.
— Нет, правда, приходи, — не отставал молодой цыган. — Ну пообещай, что придешь.
— Не знаю, Миро, ничего не могу тебе обещать…
* * *
— Итак, Николай Андреевич, — сказал следователь Солодовников, — сейчас мы представим вам на опознание несколько человек. Двое из них — преступники, у которых была обнаружена ваша картина. Я попрошу вас присмотреться к ним внимательно, чтобы не было ошибки.
— О какой ошибке вы говорите? — в очередной раз влезла в разговор Алла. — Или господин Астахов узнает этих людей, или они незнакомы. Какая тут может быть ошибка?
Чаша терпения следователя переполнилась:
— Алла Борисовна, давайте не будем устраивать здесь базар из следственной процедуры! В ином случае я попрошу вас выйти из кабинета.
— Так вы же сами предложили мне участвовать в опознании в качестве эксперта! — Алла даже обиженно повела плечиком. — Но если моя помощь не нужна…
Однако Астахов остановил ее, на что, впрочем, она и рассчитывала:
— Алла Борисовна, мне ваша помощь необходима. Я прошу вас остаться.
Солодовников, скрепя сердце, согласился и попросил ввести подозреваемых.
Милиционер ввел в кабинет четверых человек, двумя из которых были Рука и Леха. Все четверо выстроились рядком вдоль стенки, и Астахов стал пристально всматриваться в их лица, одно за другим.
— Смотрите внимательно, Николай Андреевич, — привычно говорил следователь. — Постарайтесь вспомнить — может быть, кого-то из этих людей вы видели, встречали где-то, хотя бы мельком…
— Да-да, у меня неплохая память на лица… Нет, извините, но никого из этих людей я не знаю и никогда не встречал, — закончил процедуру пострадавший Астахов.
Алла, в свою очередь, тоже смотрела на лица чрезвычайно пристально, может быть, даже слишком пристально. Глаза у Руки и Лехи под этим взглядом стали бегать с нее на следователя, со следователя на Астахова.
