— Ну так что, Алла Борисовна, — спросил Ефрем Сергеевич, — вы тоже никого из этих людей не узнаете?
— Нет. Этих людей я не знаю, — повернулась она наконец к Солодовникову.
Двоих посторонних, приглашенных для опознания, отпустили, а следователь предложил Астахову и Алле подписать протокол. Первым к столу подошел Астахов. И тут, пока Николай Андреевич с Ефремом Сергеевичем склонились над бумагами, Алла опять как-то очень странно посмотрела на бандитов…
Задержанных увели.
— Мне очень жаль, Николай Андреевич, что опознание не дало нам никаких результатов, — констатировал следователь.
— Да уж. Очень обидно вас разочаровывать. Но… я никогда не встречала никого из них среди людей высокого искусства, — добавила Алла не без иронии.
— Это понятно, — вздохнул Солодовников. — Что тут говорить. Им что Дюрер, что Никас Сафронов — все едино. И Сафронов, пожалуй, даже лучше — понятней. Но вообще-то странно, почему они занялись картинами.
— А что, раньше они никогда подобными делами не занимались? — Алла не стеснялась своего любопытства.
— Представьте себе — нет, — сухо ответил Ефрем Сергеевич.
— Значит, переквалифицировались?
— Скорее, поменяли хозяина. Новый хозяин — новая специализация.
— А почему вы так уверены, что они занялись этим не по собственной инициативе? — не унималась Алла.
— Да потому, что очень сложно себе представить, чтобы эти люди занимались такими вещами самостоятельно. Такие типы могут подрезать вас ножом, чтобы отобрать кошелек, или просто украсть что-то по мелочи. А меняют квалификацию они очень редко.
На этом Николай Андреевич и Алла со следователем распрощались и вышли из кабинета. По дороге к машине Алла первой нарушила молчание:
— Как ни трудно мне это говорить, но, думаю, вам нужно смириться с мыслью, что картины пропали навсегда.
— Вы думаете, их не найдут? — мрачно спросил Астахов.
— Ну почему же, когда-нибудь, может, и найдут… Только лет эдак через пятьдесят и уж точно — не этот следователь.
— Вы ему не доверяете? Мне он кажется вполне компетентным.
— Помилуйте, Николай Андреевич! Поверьте моему опыту… Он задает слишком много вопросов, но при этом сам не знает, как на них ответить.
* * *
Куда же направился Игорь? А он пошел на работу. На свою бывшую работу — в астаховский автосервис. Правда, входя на его территорию, Игорь чуть было не столкнулся с Палычем, но успел вовремя спрятаться за угол.
Потом тихо, крадучись, пробрался в дальний угол двора ремонтной зоны. Осмотрелся — кругом вроде бы, никого не было. Тогда из старой трубы он вынул пакет с тем самым диктофоном. Внимательно его осмотрел — будто в порядке. Достал мобильник и набрал номер:
— Алло, здравствуйте. Это говорит Игорь Носков. Помните такого?.. Нам с вами срочно надо встретиться… Зачем? Узнаете, когда встретимся. Скажу одно: это в ваших интересах… Через полчаса? Хорошо… Где? В катакомбах?! А почему именно там?.. Хорошо, хорошо, я приду.
Предложенное телефонным собеседником место встречи его явно напугало. Но, как давно водится на нашей земле, место встречи изменить было нельзя. И время тоже.
Глава 23
Земфира и Люцита все сидели, обнявшись, в больничном коридоре. В реанимационную палату, куда после операции перевезли бесчувственного Рыча, никого не пускали.
— Ничего, дочка, — утешала молодую цыганку мать, — Богдан молодой, сильный, организм у него крепкий…
— А Васька? — вдруг перебила ее Люцита. — Васька же теперь будет считать себя виноватым в том, что случилось с Богданом! Ты успокой его, мама. А то вдруг он, не дай Бог, опять говорить не сможет.
— Я постараюсь, дочка.
— Богдан не умрет! — вдруг закричала Люцита, да так, что было слышно в соседних палатах.
После дикого нервного напряжения во время многочасовой операции Рыча, у нее начиналась истерика. Из глаз брызнули слезы, и она зарыдала, уткнувшись в Земфирино плечо.
— Он не может умереть, мама! Ведь он для меня — все в этой жизни! Я не отпущу его!
— Конечно-конечно. — Мать гладила ее по волосам. — Он будет жить, доченька. Обязательно будет жить! Надо только верить. Верить и ждать. Слышишь меня? Будет жить обязательно!
— Да, мама, ты права. — Люцита утерла слезы. — Надо верить и ждать, надо быть сильной. И нельзя плакать…
Они постарались улыбнуться друг другу.
— Я горжусь тобой, дочка…
* * *
Почти совсем протрезвев от страха, Игорь вошел под мрачные сырые своды подземных лабиринтов. Углубился на несколько шагов в темноту, споткнулся обо что-то, громко чертыхнулся и тут же услышал прямо рядом с собой голос:
— Ты меня звал?
— Леонид Вячеславович?! — Голос у Игоря с испугу дрожал. — Здравствуйте.
Поджидавший его Форс включил фонарик.
— Ну что ж, не побоялся сюда прийти. — Леонид Вячеславович был, как всегда, спокоен. — Значит, то, что ты так хочешь мне сказать, важно не только для меня, но и для тебя.
— Важнее для вас, — храбрился Игорь.
— Посмотрим. Говори, зачем пришел?
— У меня есть кое-что, лично вас касающееся.
— Конкретней!
— У меня есть пленка, на которой записан один очень интересный разговор…
— Интересный для кого?
— Для вас. Ну может, и для милиции. Это уж как дело пойдет.
— Ты что же, решил меня шантажировать? — Форс сначала пристально посмотрел на Игоря, а потом от души рассмеялся. И от этого смеха, многократно усиленного гулким катакомбным эхом, Игорю стало совсем жутко.
— Зря смеетесь, Леонид Вячеславович, — выдавил он из себя, всеми силами стараясь не показать перед Форсом свой страх. — У меня в руках такой компромат на вас, что если он только всплывет…
— То что? В тюрьму сяду?
— Ну да…
— Нашел чем пугать. — Форс достал платок, вытер глаза после искреннего смеха и стал вдруг очень серьезен. — Ну давай, показывай свой компромат.
Игорь поспешно достал пакет с диктофоном.
— Вот… — Но он не успел закончить, как Леонид Вячеславович вдруг резко выхватил пакет из его рук. А когда Игорь попытался что-то сказать, то Форс тут же его перебил:
— Спокойно, спокойно! Я же не могу покупать кота в мешке. Я должен сначала послушать.
— Из моих рук, — попробовал было настоять на своем Игорь, но адвокат вновь его оборвал.
— Так, Игорек. Не ной! Пленка уже в моих руках. Сначала послушаю, потом поговорим. — И, достав из пакета диктофон, Форс нажал кнопку.
