Вот от такого признания Астахов действительно опешил.
— Подожди, Олеся, может быть, ты преувеличиваешь? Конечно, у нас с тобой были проблемы, но…
— Нет, Коля, я знаю, что говорю. Я не люблю тебя. А ты — меня… Это все не любовь.
— Что же это тогда?
— Это желание красивой жизни. Но я в этой жизни — чужая.
— Я виноват… Это я виноват, Олеся, что у тебя возникло такое ощущение!
— Нет, Коля, нет. — Ее весь этот разговор мучил не меньше, чем Астахова. — Ты… Ты такой, как ты есть. Вокруг тебя много людей. И они все — из чужой для меня жизни.
— Кто? Кто эти люди, о которых ты говоришь?
— Твой сын, твоя дочь. Коля, я смотрю на них и понимаю, что никогда не смогу принять и полюбить их!
— Но… Может быть, это просто дело времени? — Астахов совсем растерялся.
— Нет, это другое. Просто я никогда не смогу стать одной из вас.
— Олеся, но это же просто бред какой-то! Ведь, в конце концов, ни Антон, ни Кармелита не виноваты в том, что они — мои дети!
— Я знаю это, Коля. Но мне кажется, что они всегда будут относиться ко мне, как к горничной, пусть и бывшей.
— Но это действительно тебе только кажется!
— Может быть. Но я… Я не чувствую себя хозяйкой в твоем доме. Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я нахожусь на какой-то круглосуточной работе. Я постоянно должна думать, что сказать, как повернуться, как сесть, чтобы соответствовать…
— Но ты же совершенно неправильно все воспринимаешь!
— Быть может. Но я устала притворяться.
Астахов исчерпал весь запас аргументов и в этот раз не нашелся что ответить. Помолчали.
— Ну и что же ты теперь будешь делать? — спросил он Олесю после паузы.
— Не знаю. Но вернуться к тебе, Коля, я не могу.
— Ну что ж… Смотри. Решай. Я только хочу, чтобы ты знала — я всегда буду ждать тебя, Олеся!
Она ничего не ответила. Тогда Астахов медленно пошел к двери. И все же, уже взявшись за дверную ручку, еще раз обернулся и просто спросил:
— Ты слышишь меня? — и, не получив никакого ответа, добавил: — Я жду тебя. Дома…
На этих последних словах Олеся готова была кинуться к Астахову на грудь, но зачем-то сдержала себя. Почему-то дала любимому уйти. А сама так и осталась стоять посреди гостиничного номера, не зная, то ли ей бежать за своим Колей, то ли опять остаться одной в этой жизни.
И тут в дверь опять постучали…
* * *
Баро вновь стоял посреди конюшни рядом с Кармелитой. По правде сказать, он готов был и жить здесь, бросив дом и перебравшись вслед за любимой дочерью.
— Я никогда не думал раньше, Кармелита, что ты будешь так самоотверженно заниматься лошадьми.
— Да, знаешь, папа, они ведь как дети — нельзя забыть накормить их, напоить… Слушай, па, а Николай Андреевич уже разговаривал с тобой насчет места для строительства цыганского дома?
— А что, он уже нашел самое лучшее место для работ?
— Нашел, но только не он, — лукаво улыбнулась Кармелита и тут же смутилась. — Ну это, в общем-то, просто идея…
— И, конечно же, твоя? — Баро слишком хорошо знал свою дочь.
— Моя. Папа, ты только пообещай мне, что сразу не скажешь «нет»!
— Обещаю, — улыбнулся цыган.
— Это катакомбы. Ну подземелья заброшенного завода.
— Ах, катакомбы… Да, мы уже обсуждали эту идею… Страшное место. Там столько всего произошло…
— Вот именно, папа! Вот именно! Если там все снести, от этого же всем только легче дышать станет!
— Знаешь, дочка. Я ведь тоже все больше склоняюсь к этому варианту.
— А Астахов?
— Да он уже, кажется, и с мэрией поработал! А теперь… Кармелита! У меня ведь тоже есть одна идея. Только уж и ты пообещай мне не говорить «нет» сразу. Обещаешь?
— Ага!
— Сегодня Миро дает представление в театре…
— Нет, папа!
— Доченька, ты же только что мне обещала! Ну пойми, лошади — это, конечно, хорошо, но нужно ведь и с людьми общаться.
— Я не могу оставить конюшню надолго, — отвечала Кармелита, прекрасно понимая, что такому аргументу отец не поверит.
— Не надо надолго, — тут же согласился Баро. — Приходи к началу, а уйдешь, когда захочешь. Ну хоть немного побудешь среди людей! Считай это моей к тебе личной отцовской просьбой.
— Ладно, пап, я подумаю.
— Подумай-подумай, — Баро поцеловал дочкины волосы у самой макушки.
Глава 24
Антон сидел у себя в котельной. Летом работы было меньше — только обеспечивать гостиницу горячей водой.
И тут вдруг вошел неожиданный гость — Леонид Вячеславович Форс. За прошедший год это был всего лишь второй его визит к Антону в котельную. В первый раз Форс пришел сообщить о Светкиной смерти в Москве, Так что и от этого второго визита Антон тоже не ждал ничего хорошего. И, в общем-то, оказался прав.
Поздоровавшись и спросив разрешения присесть, Леонид Вячеславович достал пакет со своей недавней покупкой, относительно недорогой — диктофоном с кассетой. Вынул его и нажал кнопку воспроизведения.
— …Как я могу успокоиться! — Антон узнал голос матери. — Вы убили женщину!
— Да-да, конечно, — отвечал ей на пленке Форс. — Вот этим самым шампанским и убил.
— Леонид, не нужно превращать преступление в шутку. Вы решили свалить на меня все?..
— Выключите! — коротко отреагировал на услышанное молодой истопник.
— Неприятно слушать? — жестко иронично переспросил Леонид Вячеславович, послушно выключая диктофон.
— Я далеко не в первый раз слушаю эту запись.
— Да?
— Да. Интересно только, как она попала к вам?
— Купил по случаю. А тебе-то откуда она известна?
— Полгода назад ее у меня украли.
— Так она была у тебя?! — удивить юриста Форса всегда непросто, но это был как раз такой случай.
— Я нашел все это в Светиных вещах, когда забирал их из больницы.
— А откуда же эта запись могла взяться у Светы?
— Я и сам долго об этом думал. Боюсь, что дело было так. Она-то считала, что вы ни в чем невиновны и не причастны к похищению Кармелиты. И, уж конечно, что вы просто не можете убить человека.
— Она мне верила. Старалась верить…
— Да. И хотела в этом убедиться. Хотела доказать всем, но прежде всего самой себе, что вы — честный человек.
— А потом прослушала эту запись… — Форс снял очки и уперся в стену котельной грустными близорукими глазами. — И поняла, что ее отец — убийца.
