— За что? За то, что ты делаешь мне комплименты?
— Да я не об этом. Ты же… ты понимаешь, про что я говорю.
— За то, что ты сказал, что не любишь меня.
Миро отвел взгляд в сторону.
— За это, Миро, не обижаются… Насильно мил не будешь… Я, наоборот, тебе благодарна, что ты мне так честно ответил.
— Прости меня, Соня… я очень не хочу терять дружбу такого хорошего человека, как ты.
— Я тоже не хочу терять такого друга.
Они улыбнулись друг другу.
— Ну меня-то ты точно не потеряешь, — сказал Миро. — Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, я всегда приду на выручку.
— Спасибо тебе… Ты тоже всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.
— Я знаю. Тем более что ты это уже доказала своими делами. Правда-правда… Кто знает, может быть, я бы до сих пор в тюрьме сидел? А уж со строительством точно бы сам не разобрался.
Соня внимательно посмотрела на него.
— Ты очень похож на моего брата. Он был такой же, как ты… Честный и открытый.
— Мне тоже нравился Максим. Правда, мы не всегда друг друга понимали.
Соня грустно улыбнулась.
— Не понимали… Это еще что! Мы в детстве вообще дрались…
— Он был хорошим человеком, — сказал Миро тихо.
Соня кивнула:
— Здесь все о нем напоминает. Даже тут на выставке. Смотрю на его портрет и понимаю, как мне его не хватает. Его поддержки, советы… и просто улыбки.
— Ты знаешь, я понимаю, что я не Максим и вряд ли смогу тебе его когда-то заменить… Но у меня никогда не было сестры… Если хочешь, можем считать, что мы брат и сестра… Нет, я серьезно. Или ты не хочешь?
— Хочу. Мне очень нравится такой брат. — Соня поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его по-сестрински.
Вот только Кармелита, увидевшая этот поцелуй, растолковала все совершенно иначе.
* * *
В гримерной Вася с братьями и сестрами примеряли костюмы.
Да уж, Земфира расстаралась на славу. Костюмы, сшитые чуть ли не за одну ночь, были великолепны — яркие, веселые, лихие!
— Я теперь всегда только в этом буду выступать, — сказала старшая сестра с недетской серьезностью.
— Я тоже… — подтвердил Васька с мужской весомостью. — Только сегодня почему-то даже мне страшновато идти на сцену. Прям, хуже, чем с бандитами драться…
— И мне. А знаешь почему?
Васька вопросительно посмотрел на сестру.
— Потому что мы знаем, что мамы сегодня не будет.
Вася понурил голову.
Раздался стук в дверь. Вошла Кармелита.
— Можно?
Тяжелая атмосфера, сгущавшаяся в комнате, мигом развеялась.
— Кармелита! Кармелита!
Кармелита обхватила своими тонкими руками всех:
— Привет, мои хорошие. Ой, какие вы у меня сегодня красивые.
— Это нам…
— …Земфира сшила.
— Представляешь, за одну ночь!
— Да вы что?! Вот мастерица! — изумилась Кармелита. — Такой костюм и я бы надела, если б влезла в него.
Дети рассмеялись. И посреди этого смеха послышались грустные Васькины слова:
— Как хорошо, что ты пришла. Нам сегодня так страшно выступать.
Все замолчали. Кармелита поняла, что Васька сказал то, о чем думали все ребятишки, да сказать стеснялись.
— Страшно?! Почему? Не надо бояться. Разве вы, когда в прошлый раз выступали, боялись?
— Нет. Не боялись.
— Ну и сейчас не надо. В прошлый раз вы стояли на сцене впервые в жизни. А сегодня вы уже настоящие артисты. Так что бояться нечего.
— Не то что бы мы боялись. Мы волнуемся.
— Ну волнение, это понятно… все артисты волнуются перед выходом.
— Даже самые известные?
— Даже самые известные! Такие, как Сличенко!
— Понимаешь, Кармелита. — Васька на правах старшего увел ее в угол и там признался: — Нам тяжело оттого, что мамы в зале не будет.
— Ах вот оно что. Послушай, Вася. Я договорюсь и сделаю так, что место, на котором раньше сидела ваша мама, будет свободным. Как будто она вышла на минутку из зала и скоро вернется. Вот с такой мыслью вы и выступайте. Тогда страшно не будет!
* * *
Говоря театральными терминами, мизансцена затянулась. Алла и Форс стояли друг против друга. В руке у Орловой был пистолет, направленный в голову адвоката. Форс сделал несколько шагов в ее сторону. Алла нажала на курок, но выстрел не прозвучал.
Леонид Вячеславович про себя улыбнулся: «Неужели осечка? Как говорится, кому суждено загнуться на каторге, не помрет от пули». Он сделал еще шаг, выхватил пистолет из ее рук, спрятал его в карман.
В первое мгновение Алла растерялась. Но потом быстро взяла себя в руки и зло сказала:
— Убили сына, убейте и мать.
Форс устало посмотрел на нее.
— Дорогая Алла. Я вас понимаю. Но и вы поймите меня. Когда вы нажимали курок, я смотрел прямо в дуло и ждал, что оттуда вылетит пуля. Поверьте, ощущение очень неприятное.
— Ну и что? — спросила она мертвенным голосом.
— Да ничего. Просто предлагаю… Давайте успокоимся, сядем и поговорим.
Оба присели. Форс — на диван. Алла же устроилась в кресле.
— Значит, Алла Борисовна, вы намерены меня убить?
— Да. Таким людям, как вы, вообще не стоит жить.
— Угу, хм, понятно, — хмыкнул Форс. — Концепция мстительницы. Зорро в юбке. Хорошо, допустим, вы меня убьете. Но если даже так, то ведь вы тоже станете убийцей. Так чем вы тогда будете лучше меня? Ничем. Вы тоже станете человеком, преступившим закон.
— Нет. Я буду человеком, который не просто преступил закон, но отомстил за гибель ни в чем не повинного человека. Сына. Вы вообще знаете, каким был мой сын?
— Знаю. В свое время я даже защищал его в суде. И спас, между прочим, от большого срока. Он был прекрасным человеком. В чем-то даже прекраснодушным…
— Да. Максим был не приспособлен к этому миру. Я хотела заставить его жить так, как живу сама… и тогда он ушел от меня. И вот что получилось…
Форс понимающе кивнул головой:
— Знаете, у меня с дочерью были те же проблемы… Она занималась живописью, а я ей твердил, что ее удел — исключительно удачное замужество… И вот теперь я… один… Ждать некого. Вот разве что вы пришли. И то неудачно. Повторяю, очень легко отдать приказ убить человека. Но убить самому — это намного труднее…
— А я все равно убила бы вас. И скажите спасибо, что пистолет не выстрелил.
