Помнишь ли ты,
Как мы с тобой расставались?
Помнишь ли ты
Наши мечты?
— Помню! — крикнул Сашка поверх мелодии и побежал к сцене.
За две короткие строчки: «Пусть это был только сон — Мне дорог он!» он успел не только добежать до сцены, но и вскарабкаться на нее. Так что дальше они уже пели дуэтом:
Как признать, что все — обман?
Сердцу больно.
Был недолог наш роман —
И довольно!
Забавляла вас любовь
На минутку.
Не вернуть нам
Эту шутку!
Впрочем, все в зале сразу же заметили, что в этих недвусмысленных словах Маргоша была куда более напориста. А уж когда дошло до следующих, раскатистых, как океанская волна, строк, она совсем раздухарилась:
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля
Что ж! Прекрасно!
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля
Все так ясно!
Однако и Сашка не хотел сдаваться так просто. И дальше он попытался взять вокальный реванш:
Но сдаваться нам теперь
Слишком больно.
И невольно
Лжешь себе!
Марго посмотрела на партнера с гневным осуждением: как, мол, не стыдно лгать, пусть даже и себе. Сашка же в ответ затянул нежное, но с большим внутренним мужеством соло:
Она, глядя вполоборота, ответила ему вопросом на вопрос:
И всем своим видом показала, что помнит.
После чего они снова вместе грянули от всего сердца мощный финал:
Пусть это был только сон —
Нам дорог он!!!
Зал взорвался небывалой овацией. Потому что, когда из двух старых знакомых и одной старой мелодии прорастает вдруг настоящее чувство и подлинное искусство, это восхитительно…
Марго и Сашка долго раскланивались. Получили свою порцию цветов. И снова раскланивались. Маргоша собиралась было уйти, но Сашка ее остановил. Публика, уже чуть уставшая от аплодисментов, вновь захлопала с прежней силой. Но Сашка решительно поднял руку, показывая, что ему нужно совсем не это. А тишина и внимание. Шум стих, все замолчали.
— Люди! Дорогие мои! Выслушайте! Я много времени не займу… — голос конюха чуть подрагивал от волнения. — Рядом со мной стоит женщина… ну, в общем, вы знаете…
— Нет, — раздался меж кресел мужской голос. — К сожалению, не знаем!
Сашка метнул в зал тигриный взгляд и продолжил более строго и уверенно:
— Это — самая прекрасная женщина на земле! Ну кроме моей матери, разумеется, Царствие ей Небесное… Ради меня, Маргоша бросила теплую и спокойную городскую жизнь! Согласилась разделить со мной все трудности кочевой цыганской жизни! На край земли пошла бы за мной, и никогда ничем не попрекнула!.. Вот ведь нашла во мне что-то! А что?! Загадка для меня…
— Ты, цыган, не прибедняйся! Ты мужик ничего! — на этот раз голос уже был женский.
В зале рассмеялись.
— Приятно слышать добрые слова ваши, высокую, так сказать оценку, но я здесь не для этого… Извиниться я хочу перед своей Маргошей любимой! При всем честном народе прощения попросить хочу! Обидел я ее! Прости меня, Марго, не держи зла!
— Ох, Сашка! — зарделась она. — Непутевый ты все-таки. При людях, при всех, на сцене. Места, что ли, больше не нашел?
— Нет, ты не увиливай, ты сейчас скажи! Прощаешь меня или нет?!
— Ну конечно, прощаю! Что ж с тобой, непутевым, делать?!
Сашка упал перед Марго на одно колено, прижав руку к сердцу.
— А замуж за меня ты пойдешь?
Зал затаил дыхание. Маргоша же округлила глаза, и без того большие и круглые.
— Соглашайся, хороший ведь парень, — посоветовали из зала одни.
— Марго, зачем ты его мучаешь?! — возмутились другие.
А она почувствовала себя маленькой, беспомощной девочкой. Стала смотреть в зал в поисках помощи. И наткнулась на Грушино лицо. Та подмигнула ей, как бы говоря: ну вот видишь, я же говорила, предложение будет, и быстрей, чем ты думаешь!
Марго сразу же осмелела и уткнула руки в бока, жест, который все прекрасно знали по пивной.
— Тихо! — сказала она.
Зал, всегда уважающий силу и решительность, замолчал.
— Ну-ка, Саш, повтори, что ты тут говорил?!
— Я сказал: Марго, выходи за меня замуж! Буду любить тебя до гробовой доски!
— Ты понимаешь, что потом уже не откажешься?! Ведь люди слышат! Столько народу. Не забоишься?!
— А мне нечего бояться! Нет у цыган такой привычки — от слова своего отказываться! Хоть при людях оно дадено, хоть нет. Будь моей женой, Марго!
И она вновь растерялась:
— Так сразу!.. Не ожидала я… Подумать надо… — и добавила тихо, но так, что слышал весь зал: — Что ж ты все на колене да на колене. Чай, больно. Встань, Сашка… Я согласна…
Зал снова грохнул. Сначала от смеха. Потом — от оваций.
* * *
Антон выскочил из театра, еще не зная, что будет делать, но, понимая, что-то делать нужно. В голове вертелись обрывки маминых фраз, которые подслушал: «…Представь себе. Я не знаю, что она здесь делает… Только что пришла. Нет-нет, пока никуда не уходи, жди. Да. Еще перезвоню». «Алло! Возвращается, встречай. Нет, повторяю: меня там не будет. Давай делай все и живо сюда. Разговор окончен».
Речь, конечно же, о Кармелите. Тут все ясно, сомнений быть не может. «Только что пришла — возвращается — встречай». Мамины слова как раз совпали с приходом и уходом Кармелиты. А вот дальше начинаются вопросы. Сначала мать сказала: «Нет-нет, пока никуда не уходи, жди». С кем она могла так говорить? Ну конечно, с Игорем. С кем же еще, как не с этой тряпкой. Наверняка они вдвоем затеяли что-то плохое против девчонки. Наверняка Игорь еще и бахвалился накануне, а как дошло до дела, постарался смыться. Но мать его остановила. А он стал канючить, чтоб Тамара сама приехала. Да, точно ведь во второй раз мама сказала: «Нет, повторяю: меня там не будет. Давай делай все и живо сюда».
«Живо» — это, должно быть, для того, чтобы потом всем сказать: «Да он все это время был здесь, разве что в туалет заскочил на минутку».
А Кармелита после смерти Максима, как святая мученица, живет в конюшне. Значит нужно срочно ехать к Баро в Зубчановку. В эту ее конюшню. По дороге Максим сообразил, что заезжать нужно не с парадного хода, а с тыла. И вообще пробираться туда нужно скрытно. Поди знай, вдруг Игорь не один, а с какими-то бандюками. Но, если даже и один, он тоже может быть опасен. От страха такие люди иногда становятся отчаянно смелыми. Антон остановил машину за квартал от дома Зарецкого. Добежал до его участка, перемахнул через забор и тут увидел, что от конюшни идет дымок. Пожар?
