Во сне девушка застонала и перевернулась на другой бок, по-детски положив ладошку под щеку. Кого-нибудь другого этот жест наверняка бы растрогала. Другого, но только не Тамару. Она задумалась, оценивая сложившуюся ситуацию. И вдруг вспомнила, что баночка с хлороформом при ней. Тамара забрала ее из гостиницы, чтоб выкинуть по дороге. Да забыла. Очень удачная забывчивость, особенно в данной ситуации. Женщина достала из сумочки носовой платок, очень хороший, итальянский. Просто жаль пускать на подручные средства. Но другого выхода нет. Обильно смочила платочек хлороформом.
Но Кармелита, как будто почувствовав угрозу, проснулась, вскинулась:
— Вы?!
— Я, — сказала Тамара с улыбкой и сильно прижала платок ко рту и носу девушки. Кармелита сопротивлялась недолго.
И вскоре уже спала тяжелым химическим сном.
Тамара набрала на мобилке знакомый номер.
— Игорь, это ты?
— А кто еще может быть?
Вот же пустослов. Неужели нельзя было просто сказать: «Я».
— Рядом никого нет?
— Нет. Я один. А ты что уже ревнуешь?
— Ага. И даже детектива наняла. Послушай, хватит шутить. Кармелита жива! Ты понимаешь, что это значит?
В трубке воцарилось молчание.
— Игорь! Ты слышишь меня? Или ты уже в обмороке.
— Слышу. Но повтори, что ты сказала.
— Кармелита жива.
— Этого не может быть.
— Может!
— Ты меня разыгрываешь!
— Нет у меня времени ни на игры, ни на розыгрыши. Приходи в котельную, сам увидишь. Только быстро. Пока Антон не вернулся.
Игорь опять замолчал надолго. Вот всегда он так. То сам рвется в бой, то столбняк на него нападает.
— И прихвати веревки! Да не молчи же ты. Скажи, что все понял.
— Понял-понял… Но где я возьму веревки?
Все ему нужно объяснять. А самому хоть немного подумать?..
— В комнате горничной на этаже. Или в гладильной. Там белье сушится. Только незаметно. Если будет много народу, тогда лучше заскочи в хозяйственный, он тут напротив гостиницы. Все. Я тебя жду.
* * *
Антон не сопротивлялся. А даже с интересом ждал, куда его привезут и к кому доставят. Что же милиция приехала так быстро? Если строго говорить — то почему она вообще приехала? Неужели кто-то из соседей заложил? Вряд ли. Они Антона помнили. Ну не ходил он с год в этот дом — так и что? Когда долго живешь на одном месте, года летят быстро. Единственная мысль, которая должна была возникнуть при его появлении: «Ой, Антон пришел. Да, давненько его не видели…»
Нет, на соседей, пожалуй, грешить не стоит. Но в чем же тогда дело? Менты приехали так быстро, что вывод может быть один — они следили за домом. Потом, увидев, что в отсутствие Форса пришел человек, связались с начальством, спросили, что дальше делать. Там дали команду — везите к нам, мы посмотрим, кто да что. И тут разберемся. Если так, то интересно знать, за что на Форсов дом навесили наблюдение?
Впрочем, ждать недолго осталось. Вот уж и милицейские ворота показались.
* * *
Похоже, уныние надолго поселилось в Зубчановке. Все крепко горевали по Кармелите. (Мало кто тешил себя мыслью, что найденные останки — не ее.) И в такой атмосфере особенно хотелось открыться близкому человеку, поговорить с ним по душам.
Вот и Груша с детской беззащитностью обняла своего большого крепкого супруга.
— Халадо, мне страшно. Что происходит, почему нас все время преследуют несчастья?
Кузнец неопределенно покачал головой, пожал плечами:
— Этого никто не знает.
— Я знаю!
— Что ты говоришь?
— Я знаю почему. Сейчас я тебе все расскажу, все. Ты должен знать. И, может быть, после этого ты не захочешь меня видеть.
— Да прямо сейчас… — буркнул кузнец. — Не хочу даже слушать, видно, от горя у тебя помутился рассудок.
— Милый… Я прошу тебя, выслушай меня, не перебивай.
Халадо внимательно посмотрел на Грушу.
— Ты помнишь, когда я переживала, что не могу родить ребенка? Я думала, что не я в этом виновата, а ты. И тогда я решилась. В общем, ты был прав, когда подозревал меня и Сашку.
Халадо слушал Грушу молча.
— У нас было все.
— А почему ты именно сейчас решила все рассказать?
— Я и так очень долго терпела. Но больше не могу. Мне кажется, что моя измена к тебе и моя ложь навлекли беду на наш дом. И на Баро тоже. Все страдают из-за меня. Это я должна была быть там, в конюшне! Ты понимаешь, что это я во всем виновата? — еще мгновение, и Груша сорвалась бы на настоящую истерику. — Это я должна умереть вместо Кармелиты!
Но Халадо по-прежнему оставался непроницаемо спокоен.
— Если бы судьба хотела наказать тебя, она бы и наказала. Так что не наговаривай.
После крика у Груши начался истерический смех.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, не успокаивай, все неправильно. Ты же должен презирать меня.
— Я не могу. Я люблю тебя, Груша. И, честно говоря, я давно знал об этом. Что ты с ним…
Груша удивленно вскинула на Халадо заплаканные глаза.
— Как? Как знал?
— Просто так: знал и все.
— Знал и терпел…
— Я все время ждал, когда ты скажешь правду. Все время ждал.
— А теперь?
— А теперь дождался. И хочу побыть один.
— Нет, нет, постой, погоди. Я должна… Я не могу не сказать. Что бы ты ни решил, знай — я всегда любила тебя. И буду любить. Я виновата перед тобой и должна быть наказана. Жестоко наказана. Подумай, чего я заслуживаю.
— Ну можно, конечно, было бы тебя прибить. Или Сашку. Или вас обоих. Но согласись: если бы я тебя убил, кого бы я стал любить?.. — довольно логично обобщил ситуацию кузнец. — Скажи… Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
— Я боялась, я очень боялась потерять тебя. Боялась, что мы никогда больше не увидимся. Я ведь пропаду без тебя.
— Я тоже, — произнес Халадо просто и искренне.
— Что ты сказал?
— Я не могу без тебя! Давай забудем все плохое и начнем нашу жизнь заново. Кто знает, может, еще и дети будут…
* * *
И вот настал тот час, когда Люциту впустили в палату. Она смотрела на своего Богдана, боясь упустить мельчайшее его движение. Он слабо улыбнулся ей:
— Люцита, милая… Целую вечность тебя не видел.
Она погладила любимого по плечу.
— Я не отдам тебя вечности. Я не отдам тебя никому. Отныне всегда буду рядом. И даже не пытайся от меня сбежать! Ни на этом свете, ни на том.
