— Конечно, сейчас я его вызову.
— Хорошо. Только у меня одна просьба. Не сообщайте пока никому, что Кармелита не погибла в пожаре, а просто исчезла. Хорошо?
— Хорошо. Только зачем так делать? Вы что, Сашку нашего подозреваете?
— Так нужно для следствия.
— Ну если нужно, — медленно произнес Баро. — Ладно. Договорились.
Сашка пришел хорошенько пьяненький. И с ходу заявил:
— Это я виноват во всем. Арестуйте меня!
После такого многообещающего начала Солодовников очень оживился. И смотрел на Сашку почти ласково:
— Да-да, хорошо. И в чем же именно вы виноваты?
— Если бы я не пошел в театр, то пожара бы не было. Я — главный конюх. Поэтому обязан был остаться. А раз оставил Кармелиту одну, значит, и в смерти ее виноват я.
Ефрем Сергеевич несколько увял: признание вины оказалось обычной пьяной болтовней. А жаль…
— Скажите, Александр, кто знал, что Кармелита все время проводит на конюшне?
— «Александр» — это он мне? — уточнил Сашка у присутствующих, и, после того, как они утвердительно закивали головами, начал отвечать: — Да все наши знали.
— А кто из чужих, то есть посторонних, мог об этом знать?
— Никто. Хотя… если немного подумать, то все!
В кабинет влетела Марго. Увидев Сашку в центре композиции, рядом со следователем, подскочила к нему. Сашка тут же разрыдался на ее широкой груди.
— Маргошенька! Меня тут допрашивают. А я говорю — правильно. И прошу их меня арестовать. Ведь я это… виноват. Я…
— Что? Подожди. — Марго повернулась к Ефрему Сергеевичу. — Это вы следователь?
— Да.
— Что ж это вы невинного человека мучаете? Не видите, как он напился с горя. Вот и наговаривает на себя.
— А вы, извините, кто?
— Его невеста.
— Невеста — категория не юридическая. Но, видя ваше горячее сочувствие к этому гражданину, поясняю. Я его отнюдь не мучаю, а просто задаю ему вопросы, как человеку, видевшему Кармелиту последним. И, между прочим, до вашего прихода мы беседовали вполне мирно.
— Вопросы? Какие вопросы? Вы что, не видите, человек напился с горя. Что он вам может сказать в таком состоянии? Подумайте. Он ни в чем не виноват, он ничего не видел. Он ничего не знает, это все его фантазии.
— Ты меня не защищай, я виноват, понимаешь, виноват. Бедная Кармелиточка. — Сашка пьяно разревелся.
— Сашка, успокойся, — в конце концов не выдержал Баро. — Кармелита не сгорела в этом пожаре!
Следователь бросил осуждающий взгляд на Баро, но тот постарался его не заметить. Слезы на Сашкиных глазах мгновенно просохли.
— Как? Кармелита жива?! Жива Кармелита! — и пустился в пляс, с приседаниями, каждое из которых грозило нешуточным падением.
— М-да-а, — протянул Солодовников. — Спасибо, господин Зарецкий. Думаю, на этом допрос можно считать законченным. Но, когда он успокоится, проспится и придет в чувство, я все-таки продолжу дознание.
— Конечно. Извините, что не сдержался. Но просто не мог я больше видеть, как он мучается.
Марго с трудом выволокла Сашку из кабинета.
После этого Зарецкий смог продолжить разговор:
— И все же, Ефрем Сергеевич, скажите, а у вас есть какие-нибудь версии, кто сгорел в конюшне?
— Этим мы сейчас занимаемся.
— Как это можно выяснить?
— Сравнить со списком людей, пропавших в последнее время.
— И что?
— Пока результатов никаких. Под имеющееся описание никто не подходит… Но вернемся к Кармелите. У вас-то есть какие-то предположения, где сейчас может быть ваша дочь?
— Нет, — ответили Зарецкий и Астахов дуэтом.
Солодовников несколько удивился самой форме ответа, но не стал заострять на ней внимания. А продолжил сыпать вопросами:
— У нее есть родственники в другом городе?
— Нет, — на этот раз ответил один Баро.
— А друзья?
— Все ее друзья здесь. В этом городе, — теперь говорил Астахов.
Следователь задумался.
— Что ж, будем работать. Думаю, ситуация прояснится очень скоро. Но, если у вас появится какая-нибудь информация о вашей дочери, сообщите мне.
— Хорошо, — сказал Зарецкий. — Но и вы держите нас в курсе расследования.
— Разумеется. Всего доброго.
— До свидания, — сказали Николай и Рамир дуэтом.
Следователь ушел.
И вдруг все почувствовали, что недавняя радость куда-то отступает. А вместо нее в сердце поселяется пусть не отчаяние, но тревога. Общее настроение словесно выразил Астахов:
— Жива-то она жива… Только где все-таки Кармелита?..
* * *
В табор Люцита вернулась в приподнятом настроении. Степку сразу не нашла, пошла в свою палатку, начал разбирать вещи, готовиться к возвращению Богдана. Если уж он пошел на выздоровление, то, значит, точно скоро домой вернется.
Тут ее кто-то позвал:
— Люцита, к тебе можно?
— Можно.
Вошел Степка, сказал чуть смущенно:
— Здравствуй, мне передали, что ты меня искала.
— Да, Степка, сейчас ты мне очень нужен.
Он мгновенно оживился.
— Да-да, конечно. Ты же знаешь?! Я всегда рад тебе помочь.
— Мне — да. Знаю. Но сейчас разговор не обо мне. С тобой хочет поговорить Богдан.
Степка мгновенно нахмурился.
— Не о чем мне с ним разговаривать. И вообще, Люцита, для меня он навсегда останется не Богданом, а Рычем.
— А ты хоть знаешь, где сейчас Богдан?
— Нет.
— Хорошо. Значит, цыгане все же умеют хранить тайны. Тогда я тебе сама все расскажу. Богдан в больнице. Он тяжело ранен. В него стрелял тот, кто убил Бейбута. Точнее, стреляли не в него, а в женщину, в милиционершу. Но он прикрыл ее собой. Так-то. А ты говоришь: «Не о чем разговаривать». «Навсегда останется Рычем».
— Да-а-а, — только и смог сказать Степан.
— Вот тебе и «да», — не давала ему опомниться Люцита. — И теперь убийца Бейбута в тюрьме… А Богдан — в больнице. И ему там сделали уже две операции. Врачи очень опасались за его жизнь. Я и сейчас не хотела отходить от него, но он попросил позвать тебя. Уж не знаю, что он хочет тебя сказать, но прошу: выслушай его. Согласись, это не очень большая просьба после всего того, что он пережил и сделал?
Степан сел рядом с Люцитой, сказал примирительно.
— Хорошо, Люцита. Прости меня, что не сразу согласился, но я действительно ничего не знал. А так… Если так, то что ж… Оно, конечно…
