Майор Константинов появился однажды за кулисами Дома
офицеров после концерта в честь Дня Вооруженных Сил, высокий, широкоплечий, с
букетом белых орхидей.
Широкоплечие офицеры с букетами не были новостью в Лизиной
балетной жизни. Но между ней и Константиновым вдруг что-то произошло, будто
молния вспыхнула. Они перестали видеть и слышать кого-либо вокруг, кроме друг
друга.
В отношениях со своим пианистом Лиза держалась за
бесконечные «потому что…»: «Я вышла замуж за него, потому что он гениальный
музыкант, умный, добрый человек, любит меня и ничего не требует…» С Глебом
Константиновым никаких «потому что…» не возникало. После третьей встречи они
поняли, что жить друг без друга не могут. У майора были жена и
шестнадцатилетний сын. Два месяца они с Лизой встречались тайно. Но оба
мучились из-за необходимости врать и выкручиваться.
Однажды Лиза сказала своему пианисту:
— Нам нужно поговорить.
Он остановил ее:
— Я знаю, Лизонька, ты хочешь уйти от меня. Не мучай себя.
Поступай, как считаешь нужным.
А через полчаса Лизе пришлось вызывать «Скорую». У пианиста
случился инфаркт.
У жены Константинова инфаркта не случилось. Она дослушала
супруга до конца и спокойно сказала:
— Разводиться и разменивать квартиру мы не станем. Ты волен
гулять на стороне, сколько влезет. Я ведь тоже не ангел и даже рада, что так
получилось. Но для нашего сына и для окружающих мы останемся мужем и женой. А
если ты попытаешься настаивать на другом варианте, я тебе гарантирую: сына ты
больше никогда не увидишь и на службе поимеешь серьезные неприятности.
Навещая своего пианиста в больнице, Лиза кормила его с
ложечки, гладила по голове и говорила, что никуда не уйдет.
— Пусть ты живешь своей жизнью, — слабо улыбался пианист, —
пусть. Только не бросай меня.
«Будь что будет», — решили Лиза и Глеб и продолжали
встречаться. А еще через месяц Лиза с удивлением узнала, что беременна.
Родившийся мальчик даже в младенчестве походил на Константинова.
Папой маленький Арсюша называл пианиста, и пианист любил
мальчика, как собственного сына, — Других детей у него не было. Лиза и Арсюша
оставались его семьей.
— Остальное меня не касается! — говорил он. Константинова
мальчик знал с первых дней жизни и называл его, как мама, Глебушка. Ребенок не
задумывался, кто такой этот Глебушка, откуда он взялся. Он обожал
Константинова, смотрел ему в рот, пытался во всем подражать. Он радовался, что
у него есть папочка, ласковый, уютный, «маленький» — как он сам говорил о нем,
хотя пианист был крупный, очень полный мужчина; и есть Глебушка, сильный,
большой, строгий. Детское чутье подсказывало Арсюше, что эти два мира в его и маминой
жизни нельзя смешивать. Никогда в присутствии пианиста он не говорил о
Константинове.
Странная ситуация неожиданно оказалась оптимальной для всех.
Лиза воспринимала пианиста как близкого родственника. Больше десяти лет они
спали в разных комнатах. Пианист часто болел, страдал ишемической болезнью
сердца и гипертонией, Лиза ухаживала за ним, как за малым ребенком. Он к тому
же оказался совершенно беспомощен в быту, рассеян, забывчив. Жить один не мог,
но никакой другой женщины, кроме Лизы, не желал. Никто так хорошо не знал его
привычек, вкусов, болезней, слабостей, никто не мог с такой легкостью создать
вокруг него тот бытовой комфорт, который так необходим для нормальной работы.
Жена Константинова больше всего на свете любила свою
выстраданную, ухоженную квартиру и дорожила общественным мнением. Стать
брошенной женой представлялось ей несопоставимо страшней, чем просто нелюбимой
женщиной. К тому же она вела свою, весьма бурную, личную жизнь.
Сын Константинова вырос, его интересовали только собственные
проблемы. Он считал, что родители сами разберутся.
А Лиза и Глеб чувствовали себя счастливыми от того, что они
есть друг у друга и никому своей любовью не портят жизнь. У Константинова,
правда, возникли некоторые проблемы по службе, но чин полковника ему все-таки
дали. Но, как верно заметил его непосредственный начальник, генеральские погоня
уже не светили.
Много лет подряд один летний месяц Лиза и Глеб проводили
вместе. Лиза с Арсюшей отдыхали в ведомственном санатории «Солнечный берег», в
курортном городе на Черном море. Глеб жил в отдельном номере в том же
санатории, на том же этаже. Там их давно знали, сплетничать стало уже
неинтересно. Администрация санатория в первый же их совместный приезд перемыла
странной парочке с мальчиком все косточки, и в последующие приезды Белозерскую
с Константиновым никто не обсуждал. К ним привыкли.
В последние два года Глеб не мог себе позволить отдыхать
целый месяц. Полковник вырывался на побережье на несколько дней, с утра до
вечера занимался служебными делами, на Лизу и сына оставалось совсем немного
времени.
Приехав в «Солнечный берег» два дня назад, Лиза не
надеялась, что Глеб сумеет вырваться скоро и надолго. Но он появился без
всякого предупреждения на третий день, поселился, как всегда, в соседнем
одноместном полулюксе и весело сообщил:
— Все, Лизонька! На этот раз — никаких дел. Отдыхаем и ни о
чем не думаем.
Арсюша, визжа от восторга, повис у него на шее. Лиза
счастливо улыбнулась. Она не подала вида, что ни секунды не верит своему
любимому полковнику. Какой тут отдых, когда в области предвыборная кампания, по
всему городу развешаны листовки кандидатов в губернаторы и многие из них —
откровенно бандитского содержания. К тому же всей стране известно: здесь, в
горах, прячутся чеченские террористы, через границу идут составы с оружием.
Разве до отдыха полковнику ГРУ?
Всякий раз, когда она заикалась о своих опасениях,
Константинов мягко урезонивал ее:
— Лизанька, я же на родине работаю, на своей территории. Ни
погонь, ни перестрелок, только мозгами шевелю, как кабинетный червь. Скажи
спасибо, что меня не посылают ни в Чечню, ни в Таджикистан.
— Спасибо, — вздыхала Лиза, но не успокаивалась.
Они провели чудесный день. Загорали на пляже, играли в
бадминтон, сходили на рынок, накупили фруктов. На рынке Глеб подошел к мяснику
и, поздоровавшись за руку, спросил:
— Как насчет домашнего вина? Прошлогоднего, из «изабеллы»?
— Канистра для вас готова, два литра, как договаривались, —
кивнул пожилой усатый мясник в кепке «аэродром», — правда, цены теперь
подпрыгнули. Литр — десять тысяч.
— Спасибо. Я не торгуюсь. Вино отличное, — ответил
полковник.
«Да уж, отдыхаем!» — усмехнулась про себя Лиза. Вечером в
холле санатория Глеб купил билеты на экскурсию в пограничное государство.
Билеты оказались жутко дорогие. В пограничном государстве шла война, и тамошние
всемирно известные достопримечательности несколько лет подряд были для туристов
закрыты. Официально они закрыты и сейчас, но для местной туристической фирмы
«Комфорт-тревел» ни война, ни граница значения не имели. Наоборот, чем сложнее
попасть в соседнее государство, тем большие деньги готовы платить отдыхающие,
чтобы в комфортабельном «Икарусе», с гарантией полной безопасности, поглядеть
на знаменитые водопады, побывать в только что восстановленном обезьяньем
питомнике вообще полюбопытствовать, что происходит в доступном когда-то, а ныне
закрытом маленьком кавказском государстве.
