Муж ее умер давно, единственная дочь вышла замуж за
ленинградца и переехала к мужу много лет назад. А в этом году в Петербурге у
Тамары Ефимовны родился правнук, которому уже исполнилось три месяца. Иногда к
ней приезжала отдыхать вся большая семья дочери, иногда — только взрослые
внуки, а в этом сентябре обещали привезти дней на десять правнука Егорушку, и
Тамара Ефимовна радовалась, что не выкинула при переезде старенькую детскую
кроватку своей дочери. Эту кроватку смастерил ее покойный муж Егор Иванович.
Такую не купишь в самом лучшем магазине. Тамара Ефимовна заранее достала ее с
чердака и привела в порядок.
Несмотря на свои семьдесят лет, Денисова была полна сил, дом
сверкал чистотой, а более ухоженного садика с цветником и орешником не
существовало ни у кого на Студенческой улице. Но главное, она являлась
блестящим физиономистом, имела острое зрение, чуткий молодой слух и
превосходную память на лица. Как бывший театральный гример с тридцатилетним
стажем работы, она запоминала такие детали, могла дать такой точный словесный
портрет, добавив ряд тонких психологических замечаний, что полковник
Константинов, работавший с ней уже десять лет, не мог нарадоваться на свою
«ореховую бабушку».
Правда, весь блеск ее наблюдательности проявлялся
исключительно в устной речи, при личном общении. Тамару Ефимовну необходимо
разговорить, раззадорить вопросами. А письменные ее донесения, хоть и
добросовестные, отличались краткостью и сухостью…
Арсюша очень удивился, не обнаружив Тамару Ефимовну на ее
обычном месте:
— Куда-то пропала «ореховая бабушка»!
— Ну мало ли, может, к ней внуки приехали или чувствует себя
плохо — все-таки пожилой человек, — пожала плечами Елизавета Максимовна.
Глеб Евгеньевич промолчал. Он знал, что «ореховая бабушка»,
слава богу, здорова и внуки с маленьким правнуком приедут к ней только в
сентябре. Тамара Ефимовна просто поменяла место по его срочному приказу. Теперь
она разложила свой стульчик напротив ворот Управления торговли, офиса, в
котором находился рабочий кабинет кандидата в губернаторы Вячеслава Иванова.
Ставить наружников к квартире и даче Иванова опасно —
«смежники» моментально навострили бы уши. Такое усиленное наблюдение нельзя не
заметить. Да и чеченцы тоже не слепые. Кроме того, Константинов понимал —
никаких серьезных контактов в оставшиеся до выборов дни у Иванова не будет. А
«ореховая бабушка» имела задание проследить и вычислить других наружников,
главным образом чеченских. Уж они-то должны стеречь офис своей марионетки.
В том, что Матвей Перцелай прав и именно Иванов является
искомой марионеткой, полковник почти не сомневался. Помимо Мотиной информации и
его «метода исключения», на эту версию работало еще и собственное чутье
Константинова, подкрепленное подробностями личной жизни и финансовых дел
Вячеслава Иванова.
Взять кандидата можно было в любой момент, и доказать его
продажность не составило бы труда. Но арест Иванова мог спугнуть куда более
серьезную птицу — Ахмеджанова. Поэтому полковник не спешил. Он не надеялся
проследить бандита через марионетку — Ахмеджанов не дурак, через Иванова он не
станет светиться. Но вот наблюдать за своей «покупкой» должен весьма пристально
— не только через служащих офиса, но и через наружников. И при таком раскладе
«ореховая бабушка» незаменима. Она могла угадывать людей, вычислять на
расстоянии и замечала такие детали, какие не мог заметить никто, кроме нее, —
даже самые тонкие профессионалы-наружники.
Никому не приходило в голову заподозрить в сухонькой
интеллигентной старушке, торгующей орехами, секретного агента военной разведки.
Таких старушек не стесняются, их чаще всего не замечают — если только не хотят
купить орехов.
Несколько агентов-наружников по очереди вели капитана
местной милиции Анатолия Головню. Из их докладов пока удалось понять только,
что Головня используется в качестве «шестерки» и контакты его замыкаются лишь
на пивном баре «Каравелла»…
Глава 11
Маша проснулась и в первые минуты не могла понять, где
находится. Она села и огляделась. В комнате царил полумрак, шторы задернуты.
«Интересно, сколько же я проспала?» — подумала она, сладко
потягиваясь. На тумбочке у большой деревянной кровати светился циферблат
электронных часов. Они показывали половину двенадцатого.
Маша встала, прошлепала босиком по мягкому паласу,
покрывавшему пол в спальне, подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. В глаза
ударил солнечный свет.
В гостиной на журнальном столе лежала записка. «Машенька!
Доброе утро. Кофе и чай — в буфете, еда в холодильнике. На пляж ты можешь
пройти через калитку за домом, только обязательно запри дверь. Ключ на полочке
в прихожей. Видеомагнитофон и телевизор включаются от пультов. На всякий случай
— номер телефона ординаторской. Не скучай. Вадим».
Не успела Маша дочитать записку, затренькал звонок. Сотовый
телефон лежал тут же, на журнальном столе. Маша осторожно взяла его в руки и не
сразу сообразила, какую кнопку нажать.
— Алло! Машенька! — услышала она знакомый голос. — Как тебе
спалось? Как ты себя чувствуешь?
— Доброе утро, Вадим Николаевич. Спасибо, все хорошо.
— Ты давно проснулась?
— Только что.
— Обязательно позавтракай как следует. Ты вчера целый день
ничего не ела. Я забыл тебе написать: в буфете только растворимый кофе. Есть
еще молотый, в мельнице у плиты.
— Спасибо вам большое, Вадим Николаевич…
— Машенька, мы же с тобой уже выпили на брудершафт вчера
вечером. Давай на «ты» и без отчества. Все, мне надо идти, у меня сейчас
операция. Я позвоню тебе, когда освобожусь.
Положив телефон на стол, Маша отправилась в ванную.
Увидев на полочке над раковиной нераспечатанный футляр с
новой зубной щеткой. Маша вспомнила, что пакет с ее туалетными принадлежностями
так и остался валяться на полу в сарае. Когда трясли рюкзак, пакет выпал,
порвался, мыло, паста, зубная щетка — все рассыпалось по полу.
Маша вдруг с удивлением обнаружила, что вчерашний кошмар
сейчас кажется каким-то далеким страшным сном. Нет, она все отлично помнила,
каждую минуту, проведенную в том сарае, она теперь никогда не забудет. Но
исчезло чувство страха и унижения. Появилось нечто новое, совсем другое:
здоровая злость.
«Что съели меня? Растоптали? Сволочи безмозглые, твари
бездушные! Я вам еще покажу!» — думала Маша, пока варила себе кофе в маленькой
джезве.
Что и как она им «покажет», Маша, конечно, не знала. В самом
деле, что и кому она может «показать»? Она не супермен, не агент ФСБ, не умеет
стрелять даже из рогатки и уж тем более — прыгать с парашютом во вражеский тыл,
не владеет ни карате, ни дзюдо. «Тоже мне, бравый десантник Маша Кузьмина!» —
усмехнулась она, доставая из холодильника сыр и масло и усаживаясь за кухонный
стол.
