— Ну, на ближайшие два дня мне удалось подстраховаться. Я
подкинул Ахмеджанову идею, что кассету мог взять тот, кто был на ней заснят, то
есть чиновник, которому передавались деньги. Теперь я рассчитываю, что на
проверку чиновника у них уйдет два дня.
— Подожди! — Маша даже вскочила со стула и возбужденно
заходила по кухне. — Ты сказал, этот чиновник — кандидат на губернаторский
пост?
— Да, очень известная и влиятельная личность, бывший второй
секретарь крайкома комсомола.
— А фамилия его случайно не Иванов?
— Точно, Иванов Вячеслав Борисович. Неужели об этом тоже
говорили в теленовостях?
— Нет, просто фамилий других кандидатов я не знаю. А
предвыборная листовка этого Иванова мне неожиданно попалась на глаза у
вокзальной кассы. Я так увлеклась чтением, что, наверное, тогда у меня и
вытащили деньги… Значит, ты подбросил чеченцу идею, будто кассету мог взять сам
Иванов? А видеокамера у тебя есть?
— Есть, — растерянно кивнул Вадим.
— Ты можешь сделать дубликат, перегнать эту кассету на
обычную, для видеомагнитофона?
— Могу, это несложно… Слушай, Машенька, не сходи с ума!
— Вадим, я не схожу с ума. Давай не будем терять время.
Перегоняй кассету!
* * *
В один из окраинных неприметных, но очень дорогих
коммерческих магазинов зашла худенькая девочка лет восемнадцати в потертых
голубых шортах, сделанных из обрезанных джинсов, в короткой широкой футболке и
тряпочных китайских тапочках. Каштановые волосы сколоты в небрежный хвостик на затылке,
на тонком, почти детском личике — ни грамма косметики.
— Добрый день, — обратилась к ней скучающая продавщица
секции модной одежды, — я могу вам чем-нибудь помочь?
— Пожалуй, да, — нерешительно произнесла девочка, — мне
нужно что-нибудь шикарное. То есть я должна сегодня вечером шикарно выглядеть.
Мой друг лал мне денег и сказал, чтобы я купила себе все необходимое. А я не
совсем понимаю, что именно мне нужно. Я привыкла к джинсам, шортам, майкам.
Сегодня мы едем на дачу к каким-то важным знакомым моего друга. Но проблема в
том, что я пока не знаю своего стиля…
Перемерив в кабинке перед зеркалом целый ворох юбок, блузок,
платьев и брючных костюмов, Маша остановила свой выбор на обтягивающем
темно-лиловом платье из мягкого жатого трикотажа, очень коротком, с открытыми
плечами. К нему продавщица подобрала темно-лиловые босоножки на тонкой
высоченной шпильке. Кроме того, Маша примерила парик из рыжих прямых волос —
ровное короткое каре с челкой до носа.
— Совсем другой образ, — одобрительно заметила продавщица, —
ваш друг вас не узнает.
В косметическом отделе продавалось все — даже цветные
контактные линзы, правда, низкого качества и дорогущие. Маша выбрала линзы
сине-лилового цвета, приобрела полный набор декоративной косметики, накладные
ресницы и ногти и в придачу — маленький флакон духов «Фиджи», запах которых ей
показался достаточно взрослым и зазывным.
Напоследок она занялась украшениями. В магазине имелась
целая витрина чешской бижутерии. Маша полностью согласилась с мнением
помогавшей ей продавщицы, что больше всего к новому образу подойдут огромные
треугольные серьги под золото. К ним продавщица подобрала такое же
геометрическое колье.
Сложив покупки в элегантную большую сумку из тонкой соломки,
заплатив за все огромную, по ее представлениям, сумму и поблагодарив любезную
продавщицу. Маша удалилась.
В нескольких кварталах от магазина ее ждала черная «Тойота».
Через полчаса они входили в городскую квартиру Вадима. Прихватив сумку. Маша
тут же закрылась в ванной.
Она вышла минут через сорок, и доктор, взглянув на нее,
замер. Перед ним стояла совершенно незнакомая красотка лет двадцати пяти,
огненно-рыжая, с темно-синими глазами и пухлыми, ярко накрашенными губами. Она
казалась почти на голову выше его Машеньки и как-то полнее — жатый трикотаж
зрительно округлял бедра, увеличивал грудь. Получилось нечто среднее между
деловой женщиной и дорогой валютной проституткой. На такую не мог не клюнуть
бывший комсомолец.
— Малыш, может, отменим весь этот маскарад?
— Что вы, господин Иванов! — сказала Маша совершенно чужим,
низким и тягучим голосом. — Я корреспондентка московской молодежной газеты
«Кайф» Юлия Воронина. На меня огромное впечатление произвели тексты ваших
предвыборных листовок. Я хотела бы взять у вас небольшое интервью.
— А если он попросит показать удостоверение? — спросил
Вадим.
— О, господин Иванов, я на отдыхе в вашем прекрасном городе.
Сейчас я ходила по магазинам и, к сожалению, у меня нет с собой ни
удостоверения, ни диктофона. Но, думаю, мы обойдемся блокнотом и ручкой, — она
улыбнулась ослепительно и зазывно.
Вадим понял, что господин Иванов, безусловно, удовлетворится
блокнотом и ручкой.
— Куда ты собираешься сунуть кассету?
— Там видно будет. Если сумею пройти к нему в офис, суну
куда-нибудь в бумаги. Если пригласит сесть в машину, спрячу в щель между
сиденьями. Наверняка у него в машине сиденья мягкие, глубокие. В общем,
как-нибудь сориентируюсь, не беспокойся.
— Легко сказать, не беспокойся! Все это полное безумие.
— Ну почему? Почему безумие? Мы же с тобой уже просчитали
все возможные варианты. Ни один из них не опасен.
— А если охрана попросит тебя открыть сумку?
— Почему бы корреспондентке молодежного журнала не носить в
сумке кассету от видеокамеры? Я недавно снимала на пляже своих друзей, а
кассету забыла вытащить. Они ведь станут искать у меня оружие или взрывное
устройство.
— Машенька, — Вадим взял ее за руку и заметил длинные
накладные ногти, покрытые розовато-лиловым лаком, — девочка моя, зачем тебе все
это нужно?
— Я уже говорила, я не хочу, чтобы тебя убили, — тихо
ответила Маша, взглянув на него чужими темно-синими глазами и взмахнув
длиннющими приклеенными ресницами.
Около офиса Вячеслава Иванова Маша остановилась в половине
седьмого. Именно в это время кандидат в губернаторы покидал свое рабочее место
по пятницам. А сегодня была пятница. Белый джип «Чероки» стоял за оградой.
Походкой манекенщицы, не спеша, «нога от бедра вперед», Маша
прошла мимо чугунной ограды и окинула охранника томным медленным взглядом.
Остановившись как бы в нерешительности, она взглянула на часы, потом приблизила
лицо к ограде и прочитала вывеску на фасаде двухэтажного
свежеотремонтированного здания. «Областное управление торговли» — высечено
золотыми буквами на черном мраморе. А внизу, более мелко, — «филиал».
