— Не знаю, насколько все это связано, но сегодня между
четырьмя и пятью часами у ворот санатория остановилась черная «Тойота». Номер я
не разглядела, не обратила внимания. Не видела четко я и пассажирку на переднем
сиденье, но сейчас, из-за записки, вспомнила: там находилась молоденькая
девушка с темными волосами. Худенькая. Не скажу, что та самая, но не исключено.
Человек, выскочивший из «Тойоты», седой, высокий, красивый, лет сорока-сорока
пяти. Он очень спешил, вбежал в проходную санатория. Потом меня отвлекли
покупатели, а когда они отошли, «Тойота» уже уехала. Не стало и еще одной
машины — зеленой «Нивы». А перед этим она стояла у ворот около получаса, в ней
сидели, не выходя, пятеро мужчин. Еще слышался долгий громкий сигнал, но какая
именно машина сигналила, я не видела. Записка выпала из сумки у дамы,
покупавшей у меня орехи, написал ее вахтер, а информацию просил передать для
вас тот самый седой человек. Уф-ф, — Тамара Ефимовна перевела дух, — надеюсь, я
ничего не забыла.
— Цены вам нет, Тамара Ефимовна! — полковник поцеловал
«ореховой бабушке» руку.
Из номера они вышли вместе. «Ореховая бабушка» направилась
вниз по лестнице, а полковник подошел к столику дежурной по этажу, поднял
телефонную трубку и, набрав несколько цифр, произнес:
— Эпсилон-семь. Узнайте в аэропорту, улетели сегодня в
Москву Ревенко Вадим Николаевич и Кузьмина Мария Львовна. Нет. Ждать я не могу.
Свяжусь с вами через десять минут.
Через десять минут он уже входил в штаб округа и узнал, что
Ревенко и Кузьмина билетов не покупали и никуда не улетели. А еще через
пятнадцать минут джип с опергруппой мчался к дачному поселку.
Замки на воротах и на входной двери оказались взломаны, все
в доме доктора перевернуто вверх дном. Одного взгляда хватило, чтобы понять:
здесь был не просто обыск, а зверский шмон.
Эксперт и трассолог занялись отпечатками, а Константинов
начал просматривать коробки видеокассет, сваленных в кучу на полу в гостиной.
Кассету с надписью "Э. Рязанов. «Жестокий романс» он нашел сразу и, прежде
чем вставить ее в видеомагнитофон, попросил опергруппу выйти куда-нибудь, в
спальню или на кухню.
Казалось странным, что в таком разгромленном доме исправно
работают телевизор и видеомагнитофон. Перед Константиновым замелькали кадры
веселого кавказского застолья. Оператор находился явно подшофе, камера плясала
в его руках, выхватывая то толстоносое лицо Ахмеджанова, то круглую физиономию
Вячеслава Иванова. Через пять минут просмотра Константинов вскочил, поднял с
пола валявшийся среди кассет пульт дистанционного управления, нажал «стоп» и
перемотал запись немного назад. А потом нажал «паузу». За щедро накрытым столом
прямо над блюдом с крупными ломтями мяса застыло с вилкой у рта улыбающееся
лицо Юры Лазарева.
Полковник нажал «плей», и Юра Лазарев отправил в рот большой
кусок мяса с прилепившейся к поджаренному боку веточкой укропа. Камера тут же
перепрыгнула на угрюмого бритоголового громилу, обсасывающего куриную кость
сосредоточенно и тщательно, потом началась свистопляска кадров по угрюмым и
улыбающимся лицам, грязным тарелкам, пятнам на скатерти…
Константинов выключил видеомагнитофон и телевизор, вытащил
кассету, направился в спальню и молча взял из рук старшего опера сотовый
телефон.
— Эпсилон-семь, со штабом округа соедините меня. Нет, сразу
с Мельниковым. Да! Иван! Это я. Срочно высылай спецназ. Поселок Гагуа. Ну кто?
Конь в пальто! Ахмеджанов, разумеется. Только живым! Без вариантов. Подожди,
там два заложника. Да, Ревенко. Но, кроме него, еще девушка, Мария Кузьмина,
девятнадцать лет. Предупреди ребят. Что значит — мало шансов? На то и спецназ,
чтобы шансы были! Все, Ваня. Я выезжаю с опергруппой. Свяжись с пограничниками.
Захлопнув крышку телефона, Константинов наклонился и
аккуратно вытащил из-под низкой тумбочки у кровати изящную овальную коробочку с
нарисованным на крышке томным полузакрытым глазом с длинными ресницами. Открыв
ее, он прочитал на обратной стороне крышки надпись на бумажной наклейке:
«Цветные контактные линзы. Цвет: сине-лиловый. Инструкция прилагается. Сделано
в Китае». Линзы внутри отсутствовали. Только бумажка с инструкцией. Коробочку
полковник положил в карман джинсов.
Глава 22
Доктор поднялся на связанных ногах и тут же упал.
— В детстве меня отправили в пионерский лагерь, всего один
раз, — тихо говорил он Маше, вновь поднимаясь, — мне не понравилось, хотя я
попал в знаменитый «Орленок», неподалеку отсюда. Меня послали как отличника, на
целый месяц.
— Ты был отличником? — слабо улыбнулась Маша.
— Да. С первого по десятый класс. И в институте тоже.
— Я почему-то в этом не сомневалась. Рассказывай дальше.
— Месяц в лагере прошел ужасно. Подъем по горну, зарядка,
линейка, все вместе, всегда, и днем, и ночью. Строевая подготовка под
полуденным солнцем, — Вадиму удалось наконец твердо встать на ноги. — Даже
одежда казенная, у всех одинаковая. В предбаннике в банный день лежала одна
куча с синими шортами, другая — с белыми пионерскими рубашками. Размеры,
правда, разные, но все — в одной куче. Если повезет, успеешь вымыться первым,
есть шанс подобрать штаны и рубашку по размеру. А опоздал — бери что осталось.
Был там один очень толстый медлительный мальчик. Ему всегда доставались
маленькие шорты. Он краснел и втягивал живот, чтобы влезть в них, но они
лопались по заднему шву. Все смеялись.
— А ты?
— Я тоже, — Вадим попытался сделать крошечный шаг связанными
ногами. — Знаешь, дети иногда оказываются злыми, даже жестокими, особенно в
табунке. Ты думаешь, почему я вдруг вспомнил пионерский лагерь?
— Почему?
— Там устраивались праздники с викторинами и аттракционами.
Например, подвешивали яблоко на веревочке, а надо откусить кусок, держа руки за
спиной. И еще бег наперегонки в мешках. Со связанными ногами. Вот я и пытаюсь
вспомнить, как это делается.
Вадим оттолкнулся от пола и сделал прыжок к Маше. Она тихо
засмеялась.
— А мы на первом курсе придумывали этюды с животными. Один
мальчик прыгал, как ты сейчас. Угадай, кого он изображал, зайца или кенгуру?
— Зайца! — сказал Вадим и сделал следующий прыжок. — Мальчик
скорее всего изображал зайца. А вот девочка изобразила бы кенгуру.
— Почему?
— Кенгуру ассоциируется с детенышем в сумке, с материнством.
Это женственное животное.
— Правильно. Наш преподаватель тоже так сказал, когда мы
потом разбирали этюды.
— А ты кого изображала? — Последний длинный прыжок, и Вадим
сел рядом с Машей.
— Слона! — Маша уткнулась лбом ему в плечо. — Слон живет в
Африке, где всегда тепло. А я мерзну. У меня давление девяносто на шестьдесят,
руки всегда ледяные.
