Маша и Вадим побежали, пригнувшись, к заросшему короткими
соснами горному склону. Вася бежал за ними, двигаясь задом наперед, то и дело
давая короткие очереди. Казалось, в ответ стреляют со всех сторон. Маша слышала
тонкий пронзительный свист пуль. Несколько раз прямо возле щек проносился
какой-то быстрый горячий ветерок.
«Еще чуть-чуть — и в нас попадут!» — успела подумать она. И
тут послышался у них за спиной хриплый короткий вскрик.
— А-а! — крик был совсем тихим в грохоте очередей, но
прозвучал почему-то оглушительно громко.
Оглянувшись, они увидели, как Вася, словно в замедленной
съемке, странно вскидывает руки к небу и медленно падает навзничь.
Стало тихо. Маше казалось, что падение длится бесконечно
долго. Доктор успел подхватить Васю и тут же пригнулся над ним. Двое, живой и
мертвый, вжались в землю.
Свист, короткий грохот взрыва… Сплевывая землю, Вадим тер
глаза распухшей рукой. Пальцы уже ничего не чувствовали.
— Пощупай у него пульс, — сказал он Маше, только не на
запястье. Найди шейную артерию.
— Я знаю, — кивнула Маша и прижала пальцы к теплой Васиной
шее.
— Нет. Там ничего нет. Может, я не правильно слушаю? — Она
рванула пятнистую рубашку, припала ухом к груди в полосатой майке-тельняшке и,
подняв голову через минуту, испуганно взглянула на Вадима:
— Там тихо…
— Я знаю, — ответил он.
Он уже все понял, когда подхватил падающего Васю. Он
попросил Машу пощупать пульс только потому, что так положено. Ни один врач не
может констатировать смерть «на глаз».
— Вадим, надо сделать что-нибудь! Может, искусственное
дыхание? Ну ты же врач!
Маша осторожно отряхнула землю с Васиного лица. Прямо на нее
смотрели светло-карие, с золотистыми крапинками глаза. На чистых голубоватых
белках темнели мелкие песчинки. Маша хотя и догадалась обо всем, но все-таки
удивилась, почему он не моргает. От этих песчинок должна быть сильная резь.
Несколько секунд она глядела в эти неподвижные, ясные, отражающие
розовато-лиловое вечернее небо глаза. Вася выглядел старше ее года на три, на
четыре, не больше. Он только что вытащил их из огня, спас, выводил с поля боя,
прикрывая собой.
Красная, распухшая рука Вадима закрыла Васе глаза. Вадим
разглядел на тельняшке с левой стороны небольшое круглое отверстие. Крови почти
не видно, ткань тельняшки чуть обгорела по краям. Пуля прошла насквозь, точно
сквозь сердце, поэтому и крови так мало, и умер он сразу.
Совсем рядом затрещала очередь. Быстро сняв автомат с плеча
убитого, прихватив тяжелые кусачки для проволоки, Вадим потянул Машу за руку к
лесу, туда, куда им надлежало бежать вместе с Васей. Оставалось не больше
пятидесяти метров открытого пространства. Они мчались, пригнувшись, и слышали,
как отдаляется стрельба. Бой перемещался опять куда-то к центру села.
Упав на траву под соснами, Вадим протянул Маше кусачки:
— Попробуй перекусить эти проклятые браслеты.
А то еще немного — и руки пропадут. На что тогда жить
станем?
Маша возилась долго. Сил не хватало. Кусачки оставляли
светлые блестящие следы на металле, скользили, были слишком тяжелыми и
неудобными.
Она боялась поранить Вадиму кожу, несколько раз роняла
кусачки в траву. Наконец ей удалось каким-то чудом справиться с браслетом на
правой руке. Вадим задвигал пальцами, разогнал кровь, браслет с левой руки снял
сам, потом освободил Машины запястья.
Уже совсем стемнело. Южная ночь обрушилась в один миг.
Светлые, ясные сумерки сменились кромешной тьмой.
— Куда нам теперь идти? — растерянно спросила Маша. — Совсем
ничего не видно.
— Сейчас выглянет луна, и глаза к темноте привыкнут, —
успокоил ее Вадим, не бойся, малыш, выберемся.
Послышалась стрельба — совсем близко. Потом раздался тяжелый
топот и сопение. Рядом бабахнуло.
«Граната!» — подумал Вадим, прикрывая ладонью Машину голову.
На них посыпался град мелких камешков. Стихший ненадолго
топот опять приближался. Сопение прервалось чеченской бранью. Из-за низких
сосен выплыла полная яркая луна, и Вадим увидел чеченца-боевика с пистолетом в
руке, который несся прямо на них. Он их тоже заметил, замер на миг, целясь, как
бы размышляя, кого пристрелить первым, но именно этого мига хватило доктору,
чтобы дать по боевику короткую очередь из автомата. Он сделал это машинально,
не думая, просто сработала реакция. Только сейчас, когда боевик упал как
подкошенный, Вадим понял, что в руках держит знакомый еще с армии старый добрый
«Калашников».
— Кто стрелял? — раздался голос поблизости.
— Заложник стрелял, — сообщил Вадим, поднимаясь из травы.
— А, вот вы где! — К ним шли два спецназовца. — Хорошо
стреляешь, заложник.
— Там парнишка убитый, неподалеку от сарая, — сказала Маша,
— Васей звали. Это он нас нашел, спас и вывел. А сам погиб.
— Да, мы его видели, — кивнул один из спецназовцев.
— Ахмеджанова взяли? — спросил Вадим.
— Нет пока. Идите лесом к дороге. Только особенно не
высовывайтесь. Пробирайтесь к поселку.
Идти пришлось в гору, подъем становился все круче, выстрелы
звучали все тише. Пылающий поселок остался позади. Редкий лесок на горном
склоне жил своей спокойной и таинственной ночной жизнью. Пели цикады, кружились
голубоватые огоньки светлячков.
— Устала? — спросил Вадим и провел рукой по Машиным волосам.
Волосы были влажными от ночной росы.
— Ничего, — ответила она, — устала, конечно, но это неважно.
— Там, впереди, поляна, если хочешь, можем немного посидеть,
отдохнуть.
— Нет. Лучше уж идти. Если я присяду, сразу засну. А ты
знаешь, куда мы идем?
— Примерно.
— Ну, раз хоть примерно знаешь, тогда дойдем куда-нибудь, —
улыбнулась Маша.
— Нам в любом случае надо выбраться к шоссе. А там
посмотрим.
— Далеко оно?
— Думаю, через час-полтора доберемся. Не бойся, мы не
заблудимся, где-нибудь наткнемся на оцепление. Они ведь обязаны оцепить все
окрестности. Или с патрулями встретимся.
— А они нас не пристрелят? Так, ненароком, в темноте?
— Надеюсь, что нет, — хмыкнул Вадим. Луна осветила небольшую
поляну, заросшую высокой травой.
— Подожди, я потерял тропинку, — сказал Вадим,
остановившись, — все-таки лучше немного отдохнуть. На траве сидеть мокро, вон
там, видишь, поваленное дерево.
