— Все, конец связи! — услышал он голос капитана из
переговорного устройства.
Жалко девчонку. Сначала он ее подстрелил, потом дух зарезал.
Зарезал все-таки, сволочь! И второго заложника наверняка уложил. Правда, его
пока не нашли, но, судя по всему, он тоже мертвый.
В неверном предрассветном свете он видел кровавое пятно на
тонкой шее, мертвенно-бледное перемазанное лицо, прикрытые глаза Маши. Вдруг
ему показалось, что длинные угольно-черные ресницы чуть вздрогнули. Он стал
быстро искать пульс на тонком запястье, не нашел, припал ухом к левой стороне
груди и услышал слабый стук сердца.
— Ой, мама родная! Да она жива! Что же я, дурак, сижу!
Выхватив бинт из походного набора, Игорь содрал плотную
обертку из вощеной бумаги зубами.
— Вадим… — тихо, отчетливо произнесла Маша.
— Эй, открой глаза! Ты меня слышишь? — Игорь приподнял ей
голову и стал бинтовать шею. Теперь он понял — нож только ободрал кожу.
— Я что, жива? — удивленно спросила Маша, открывая глаза.
— Конечно. Он тебя только поцарапал, — весело сообщил Игорь.
— Где Вадим? Вы нашли его?
— Нет, — Игорь понял, что она спрашивает о втором заложнике.
— А Ахмеджанов? — Маша поднялась на ноги. — Ахмеджанова
поймали?
— Смылся. Но далеко не уйдет. Слушай, как твоя нога? Это
ведь я тебя подстрелил, по твоей просьбе.
Он собирался задрать штанину шортов, на которой зияла дыра
от пули, и посмотреть, не задета ли нога. Но ему стало неловко, все-таки она —
девчонка. Даже сквозь слой грязи на лице видно, что очень симпатичная.
— С ногой все нормально. Ты только штанину прострелил, даже
кожу не задел. Пожалуйста, пойдем скорее. Вадим там, у камня. Это совсем
недалеко.
«Может, он жив», — хотела сказать она, но не решилась,
запнулась, будто боялась сглазить, спугнуть внезапную шальную надежду.
Дорогу Маша, конечно, не помнила, шла наугад. К поляне вышли
только через полчаса. Маша сразу узнала это место и застыла как вкопанная: у
камня никого не было.
— Он исчез, — прошептала она, — он лежал здесь.
— Наверное, встал и ушел, — осторожно предположил Игорь. —
Его как дух вырубил? Ножом?
— Нет, головой о камень ударил.
— Ну, это пустяки. Видишь, какой здесь мох толстый. Удар
смягчило, вырубился твой Вадим, а потом встал и отправился тебя искать.
Оклемался он, точно оклемался. У меня был такой случай…
И тут Маша расплакалась, горько, навзрыд, по-детски шмыгая
носом.
— Ну ты что? — смутился Игорь. — Эй, кончай реветь. У тебя
ссадина здоровая на горле, закровит!
Плечи ее крупно и быстро вздрагивали, она опустилась в
траву, уткнулась лбом в мягкий мох, которым порос камень. Слезы катились
ручьем, она рыдала в голос и не могла остановиться.
Защелкало переговорное устройство.
— Пятый, Пятый! Что там у тебя? Где ты?
— У меня все нормально, — ответил Игорь. — Жива заложница,
только рыдает. А второй заложник куда-то делся. Судя по всему, тоже жив. Какие
указания, товарищ капитан?
— Ну какие указания? Приводи ее в чувство и дуйте к дороге.
Там у штабной палатки фельдшер дежурит. Как, дойдет она сама?
— Не знаю, — пожал плечами Игорь, — попробую довести.
— Ладно, Игорек. Если чеченца увидишь, стреляй на поражение,
не геройствуй. Он где-то близко бродит. И еще трое, по нашим сведениям, ушли.
Так что гляди, осторожней. Все. Конец связи.
Вдали послышалось несколько коротких очередей.
— Кончай истерику! — строго сказал Игорь и поднял Машу за
локти. — Вот выйдем из района боевых действий — и рыдай себе на здоровье.
Маша встала и вытерла слезы кулаками.
— Ты думаешь, если человека ударили затылком о камень, он
может выжить?
— Маша, — вздохнул Игорь. — Ну если он встал и ушел, значит,
выжил. Вот у меня был такой случай, еще на гражданке, в десятом классе…
— Ты, Мария Кузьмина, в рубашке родилась, — заметил военный
фельдшер, разматывая бинт у Маши на шее и осматривая рану, — еще бы чуть-чуть,
и задело артерию. Первый раз такое вижу, чтоб лезвие по касательной прошло, —
он стал осторожно промывать рану, — да не дергайся ты, это ж фурацилин, он не
щиплет. Голову выше подними. Сама-то откуда?
— Из Москвы.
— И как тебя угораздило к самому Ахмеджанову в заложницы
попасть?
— Сама удивляюсь, — попыталась улыбнуться Маша, — я
вообще-то отдыхать приехала.
— Хорошо небось отдохнула? — покачал головой фельдшер. — Ты
при разговорах рот-то не шибко разевай. Я ж тебе бинтую, а ты мешаешь. Ну вот,
порядок, — он закрепил повязку, — пару дней так походишь, а потом пусть на
воздухе заживает. Зеленкой смазывай. Даже красиво будет. Рана не глубокая,
чуть-чуть по коже садануло.
— Как вы думаете, шрам останется? — спросила Маша.
— Шрам! Ничего не останется, до свадьбы заживет. Шрам! —
фельдшер усмехнулся. — Едва жива осталась, а из-за такой ерунды беспокоится!
— Я не беспокоюсь… Просто… Из зеленой штабной палатки
послышался треск переговорного устройства.
— Ока! Ока! Я Пятый! — весело заговорило устройство. — Как
слышите? Прием? Где вы там? Василич, прием!
Фельдшер взял микрофон.
— Я Ока, слышу тебя хорошо. Ты, что ли, Игорек?
— Я, Василия, я. Нашелся второй заложник! Жив-здоров,
участвует в поисках. Скажи там барышне, чтоб не рыдала больше.
— А самого-то нашли?
— Нет пока. Все, Василия. Конец связи.
— Слышала? — спросил фельдшер Машу, вошедшую в палатку
вместе с ним. — Теперь уж все. Ушел он, бандитская морда. Ищи-свищи его, хоть
все горы носом изрой.
— Неужели не найдут?
— Считай — все. С концами, — кивнул Василич, — там, говорят,
еще трое бегают. Вот их, может, и поймают. А Ахмеджанов, он словно
заговоренный.
Вдали застрекотали вертолеты. Они вышли из палатки.
— Это подкрепление? — спросила Маша.
— Какое подкрепление! Сейчас покружат над горами — и назад,
на базу. Там уже небось местное правительство рвет и мечет, протесты в Москву
шлет. Официальные.
