Менделеев заснул на рабочем столе, и ему приснилось нечто, похожее на периодическую таблицу. Проснувшись, он составил таблицу, в которой атомная масса элементов, представленных по рядам, увеличивалась слева направо. Колонки, названные «группами», включали в себя элементы, имеющие сходные химические свойства. Однако таблица Менделеева была не первой попыткой организовать химические элементы. Так, в 1829 году немецкий химик Иоганн Вольфганг Дёберейнер нашел серию триад; в 1864 году англичанин Джон Ньюлендс расширил эту классификацию и установил закон октав, а в 1869 году немец Юлиус Майер составил классификацию, очень похожую на систему Менделеева. Но самым примечательным в классификации русского химика была ее способность к прогнозированию: можно было предсказать существование элементов, которые, хотя еще и не были открыты, должны были заполнить пустоты таблицы. Менделеев даже имел смелость предсказать свойства некоторых неизвестных элементов, а именно галлия, германия, радия и полония. Потребовалось почти полвека, чтобы с помощью модели атома новозеландского ученого Эрнеста Резерфорда, разработанной в 1911 году и дополненной в 1913 году датским ученым Нильсом Бором (модель которого включала квантовые постулаты), стало возможным подтвердить правильность порядка, найденного Менделеевым.
* * *
Несмотря на то что женщинам доступ к высшему образованию был запрещен, в Польше (и семья Марии тому пример) было много образованных женщин, которые имели профессию.
К примеру, мать будущей исследовательницы была директором лучшего женского пансиона в Варшаве. Однако во Франции, где женщинам не нужно было преодолевать препятствия для получения образования, это было редкостью. Так что присутствие студенток в Сорбонне, чаще всего иностранок, воспринималось как допустимая эксцентричность на преимущественно мужской территории. Показательный образ женщин французского общества представляет нам писатель Октав Мирбо (1848–1917), который утверждал, что «женщина — это не мозг, это чувственность, что намного лучше. У нее есть единственная роль в этом мире: заниматься любовью и обеспечивать продолжение рода».
Невозможно описать все, что мне дали те годы. Освободившись от каких-либо материальных обязательств, я погрузилась в радость учения, хотя условия моей жизни были далеки от идеальных.
Мария Кюри, «автобиографические заметки»
Итак, в Париже той «прекрасной эпохи» женщинам позволялось поступать в Сорбонну, но женщина, которая кроме этого претендовала на изучение физики и математики, считалась странным человеком. Похоже, это не останавливало Марию, которой недавно исполнилось 24 года. Она приехала в столицу Франции, готовая воспользоваться этой возможностью, не обращая внимания на все предрассудки и материальные затруднения. Как Мария объяснила позже, больше всего на этом новом этапе своей жизни она наслаждалась ощущением свободы, того, что она хозяйка своего времени и может учиться без ограничений, посещая те занятия, которые ей нравятся. Кроме того, после занятий с учителями на родине, которые (за редким исключением в виде ее двоюродного брата Юзефа Богуского) имели скудное образование, она в значительной степени оценила то, что в Сорбонне были одни из лучших в Европе преподавателей по естественным наукам.
Через несколько месяцев после прибытия в Париж она оставила дом своей сестры и сняла комнату на последнем этаже здания в Латинском квартале (район, расположенный очень близко от Сорбонны), где вела спартанский образ жизни. Ее время распределялось между занятиями, работой в лаборатории и самостоятельной подготовкой в библиотеках и дома. Поскольку бюджет Марии был очень скудным, она не могла оставить ни сантима на такую роскошь, как покупка мяса, угля для обогрева и приготовления еды и сменной одежды. У нее также не было других занятий, кроме учебы, так что тратить пол-утра на покупки и стряпню не входило в ее планы. Скудность в еде привела ее к состоянию чрезвычайной слабости. К счастью, рядом была приятельница, которая оповестила сестру Марии, и та приютила ее на время. Но едва восстановив силы, Мария вернулась в мансарду, к скудной еде и бесконечным часам учебы.
Она страдала не только от голода, но и от холода; сама Мария рассказывает в мемуарах, что зимой замерзала вода в раковине, которая стояла в ее комнате, и однажды, когда уже не хватало одежды и одеял, она накрылась сверху стулом, чтобы хоть как-то согреться. Но даже питаясь почти исключительно чаем, хлебом и маслом и съедая иногда одно яйцо, через два года после прибытия в Париж она завершила образование по физике, став лучшей в своем выпуске. Главное, она всегда вспоминала эти годы как полные счастья: после стольких лет ожидания и борьбы наконец-то исполнилась ее мечта изучать естественные науки в одном из лучших университетов.
Благодаря отличным оценкам Марии предоставили грант Фонда Александровича, предназначенный для выдающихся польских студентов, которые желали учиться за границей. Это позволило ей теперь изучать в Парижском университете математику. В июле 1894 года она стала второй в списке выпускников курса, что было для нее поражением, за которое она упрекала себя в течение нескольких лет.
После этого Мария получила еще один грант, на этот раз французский, от Общества поощрения национальной промышленности. Его целью было изучение магнитных свойств сталей под руководством профессора Габриэля Липпмана, одного из наставников Марии в Сорбонне. Когда девушка начала выполнять эту работу, выяснилось, что в лаборатории нет необходимых инструментов и что она не может рассчитывать на сотрудничество ни с одним ученым, разбирающимся в этой теме; однако благодаря счастливой случайности обе проблемы были решены. Доктор Юзеф Ковальский, в то время преподаватель физики во Фрайбургском университете, совершал свадебное путешествие в Париж со своей супругой, молодой полькой, которая знала Марию еще со времен ее работы гувернанткой в доме Зоравских. Мария встретилась с ними и рассказала о своих проблемах. Ковальский сказал ей, что знает человека, способного ей помочь, ученого, который больше всех знает о магнетизме не только во Франции, но и на всем континенте: это Пьер Кюри. Одним весенним вечером 1894 года Ковальский пригласил их обоих.
МАГНЕТИЗМ ПЬЕРА
Официальные биографы, среди которых сама Мария и ее дочь Ева, говорят, что связь между Пьером и Марией возникла сразу; можно сказать, что это была любовь с первого взгляда. Слова кажутся бедными для того, чтобы описать, что же возникло между ними — нечто такое же интенсивное, как магнитные поля, которые использовал Пьер для изучения магнетизма.
Настолько интенсивное, что Мария отклонилась от той цели, которую себе поставила, — приехать в Париж только для того чтобы потом использовать полученные знания на благо своей родины. После получения высшего образования в области физики и математики и окончания гранта на изучение сталей Мария планировала вернуться в Варшаву. Она хотела помочь своей стране наилучшим способом из известных ей: обучая своих соотечественников. Так, летом 1894 года Мария думала, что оставляет Париж навсегда.
Но она не могла предвидеть встречу с Пьером. Он впервые в своей жизни поборол свою хроническую нерешительность и сделал все возможное и невозможное, чтобы убедить Марию вернуться. Пьер не был связан никакими отношениями, когда познакомился с Марией; он жил для науки и не был готов разделить свою жизнь с кем-то, у кого не было бы той же цели, что и у него. Его мнение о научных способностях женщин было не слишком высоким, но это, как и многое другое в его жизни, резко изменилось после знакомства с Марией. Не менее радикальными были изменения и в жизни молодой женщины.
