Джейн нахмурилась:
– Вы и в самом деле…
– Да нет, конечно. Это все вранье, все до последней мелочи! Я была матерью-одиночкой, никто больше не жил в нашем доме, так что, разумеется, я стала виновной стороной. Я была тем монстром, который прокрадывался к ней в спальню и совершал над ней насилие. Монстром, который превратил ее в эмоциональную развалину. Чем больше ходила Эми на прием к этому психотерапевту, тем тревожнее она становилась. Я не понимала, что происходит, до того вечера, когда все это не подошло к развязке. Мне позвонила эта психотерапевт и пригласила на встречу. Я пришла в ее кабинет, полагая услышать, как продвигается курс лечения. Но вместо этого я оказалась в комнате с дочерью. Психотерапевт сидела и направляла ее, а Эми рассказывала мне все те ужасные вещи, которые я делала с ней, когда она была ребенком. Она вдруг вспоминала какие-то случаи насилия, совращения, случаи, когда я делила ее с какими-то таинственными другими людьми. Я говорила ей, что это игра воображения, что я не делала ничего подобного, но она была убеждена, что это происходило. Она это помнила. А потом она… – Бонни отерла слезы. – Сказала мне, что больше никогда, до самой смерти не будет ни искать со мной встреч, ни пытаться поговорить. Я хотела вразумить ее, убедить, что это ложные воспоминания, но психотерапевт заявила, что я должна радоваться, как легко это сошло мне с рук. Они могли бы вызвать полицию, и меня бы арестовали. Она сказала, что Эми проявляет снисходительность, оставляя все это в прошлом. Я рыдала, умоляла дочь выслушать меня, но она встала и вышла из комнаты. Больше я ее не видела. – Бонни провела рукой по глазам, размазав слезы по лицу. – Вот почему дело «Яблони» важно для меня.
– И вы считаете, что то же самое произошло со Станеками.
– Кассандра Койл тоже так считала. По ее словам, это дело так мучило ее, что она собиралась написать сценарий о нем.
– Вы говорите о ее фильме ужасов? О «Мистере Обезьяне»? – спросил Фрост.
Бонни иронически усмехнулась:
– Иногда правду можно сообщить только через вымысел.
– Ее коллеги говорили нам, что фильм «Мистер Обезьяна» рассказывает о пропавшей девочке. Он не имеет никакого отношения к сексуальному насилию над детьми.
– И еще этот фильм о том, как время искажает воспоминания. О том, что истина – всего лишь вопрос вашей точки зрения. – Бонни распрямила спину. Она снова держала себя в руках. – Вы что-нибудь слышали о докторе Элизабет Лофтус?
[23]
– О психотерапевте? – уточнил Фрост.
Джейн вытаращилась на напарника:
– Откуда ты ее знаешь?
– Элис рассказывала мне о ней, – ответил Фрост. – Эту тему подняли на одном из занятий в ее юридической школе. Речь шла о свидетельских показаниях и их надежности. – Он посмотрел на Бонни. – Элис – это моя жена.
«Была твоей женой», – хотела сказать Джейн, но воздержалась.
– В середине девяностых доктор Лофтус опубликовала в «Психиатрических трудах» революционную статью. Там рассказывалось об эксперименте, который она проводила с двадцатью четырьмя взрослыми людьми. В ходе эксперимента каждому подопытному напомнили о четырех разных событиях из его детства в пересказе близких родственников. Однако только три из этих четырех событий действительно имели место. Одно было чистым вымыслом. Подопытных попросили припомнить детали каждого из этих событий. Шли недели, они вспоминали все больше и больше, детали становились все более подробными. Даже к тому событию, которого не было. По окончании эксперимента пятеро из этих двадцати четырех участников не смогли указать, какое из четырех событий было вымышленным. Они продолжали верить, что это случилось в их жизни. В этих пятерых доктор Лофтус успешно имплантировала ложные воспоминания. Чтобы имплантировать воспоминания, нужно только повторять человеку, что такое событие действительно имело место. Говорите о нем как о реальности, снова и снова указывайте на него, и в скором времени ваши подопытные начнут украшать это несуществующее событие собственными подробностями, добавлять цвет и фактуру, и в конечном счете воспоминание станет для них таким же живым, как если бы произошло на самом деле. Таким живым, что они будут клясться и божиться, что так оно все и было. – Она откинулась на спинку стула. – Свой эксперимент доктор Лофтус ставила на взрослых людях. Представьте, насколько все было бы проще с детьми. Ребенка можно убедить почти в чем угодно.
– Например, в летающих тиграх и тайных комнатах в подвале, – подхватил Фрост.
– Вы читали расшифровки разговоров с детьми. Вы знаете, насколько невероятными были некоторые из их заявлений. Принесение животных в жертву. Поклонение дьяволу. И не забывайте: некоторым из них было всего по пять-шесть лет – возраст, вряд ли заслуживающий доверия. Однако их показания помогли отправить семью Станек в тюрьму. Это была современная версия процессов о салемских ведьмах. – Она перевела взгляд с Джейн на Фроста и обратно. – Вы разговаривали с обвинителем, Эрикой Шей?
– Нет еще, – ответила Джейн.
– Ее карьера построена на процессе «Яблони». Она не смогла добиться вердикта «виновен» по исчезновению Лиззи Дипальмы, но ей удалось отправить сатанинских Станеков в тюрьму. Для нее важна была победа – ничто больше ее не интересовало. Не истина. И уж конечно, не правосудие.
– Это довольно серьезное обвинение, – заметил Фрост. – Вы утверждаете, что обвинитель отправил заведомо невиновных людей в тюрьму.
Бонни кивнула:
– Именно это я и утверждаю.
* * *
– Можете мне поверить, Мартин Станек был виновен по уши, – сказала Эрика Шей.
В пятьдесят восемь лет прокурор выглядела еще более устрашающей, чем в новостных заметках с процесса «Яблони» двадцатилетней давности, когда она предстала перед судом неумолимой фигурой в сшитом на заказ деловом костюме, с убранными назад в строгий пучок волосами. Два десятилетия стерли с ее лица какие-либо намеки на мягкость, избороздили его прямоугольными морщинами вокруг выступающих скул и носа, похожего на клюв хищной птицы. Взгляд ее был прямым и готовым к противостоянию.
– Станек, конечно, заявлял, что он невиновен. Так делают все виновные.
– Но и невиновные тоже, – заметила Джейн.
Эрика откинулась на спинку стула и холодно посмотрела поверх дубового стола на двух детективов, пришедших в ее кабинет. Одна стена этой прекрасно обставленной комнаты была покрыта дипломами, наградами и множеством фотографий: Эрика рядом с многочисленными сменяющими друг друга массачусетскими губернаторами, Эрика с двумя сенаторами, Эрика с президентом. Эта стена сообщала всем, кто входил сюда: «Я знакома с влиятельными людьми. Не рекомендую шутить со мной».
– Я просто делала свое дело. Представляла улики против Мартина Станека в суде, – сказала Эрика. – И присяжные решили, что он виновен.
