– К сожалению, вынуждена вас разочаровать, миссис Дипальма, – сказала Джейн.
– Двадцать лет, столько неоправдавшихся надежд. Но она никогда не уходит, вы меня понимаете?
– Что не уходит?
– Надежда. Что моя дочь жива. Что все это время кто-то держал ее в подвале, как тех девочек в Огайо. Или как эту несчастную Элизабет Смарт, которая слишком боялась убежать от своих похитителей
[25]. Я все надеюсь, что тот, кто ее похитил, просто хотел иметь собственного ребенка, чтобы любить и заботиться о нем. Что когда-нибудь моя Лиззи вспомнит, кто она на самом деле, возьмет телефон и позвонит мне. – Арлин перевела дыхание. – Такое возможно, – прошептала она.
– Да, возможно.
– Но вы говорите про дела об убийствах. Про четырех убитых. И это забирает мою надежду.
Фрост подался вперед на диване и прикоснулся к руке женщины:
– Тело так и не было найдено, миссис Дипальма. Поэтому мы не можем говорить, что она мертва.
– Но вы считаете ее мертвой, правда? Все так считали. Даже мой муж. Но я отказывалась принимать это. – Она посмотрела в глаза Фроста. – У вас есть дети?
– Нет, мадам. Но у детектива Риццоли есть.
Арлин перевела взгляд на Джейн:
– Мальчик? Девочка?
– Маленькая девочка, – сказала Джейн. – Три годика. И я, как и вы, тоже никогда бы не рассталась с надеждой, миссис Дипальма. Матери никогда с ней не расстаются. Вот почему я хочу узнать, что случилось с Лиззи.
Арлин кивнула и выпрямилась:
– Скажите, чем я могу помочь.
– Двадцать лет назад, когда Лиззи исчезла, основным подозреваемым был Мартин Станек. Его отправили в тюрьму за сексуальное насилие над детьми, но виновным в похищении вашей дочери не признали.
– Обвинитель говорила нам, что старалась изо всех сил.
– Вы были на процессе?
– Да, конечно. Несколько родителей детей из «Яблони» присутствовали.
– Значит, вы слышали свидетельские показания. Вы слышали, что говорил Мартин Станек.
– Я все надеялась, что он признается на суде. Скажет, что он с ней сделал.
– Вы верите, что Мартин Станек похитил вашу дочь?
– Все так считали. Полиция, обвинение.
– А другие родители?
– Родители Холли определенно верили.
– Расскажите мне о Холли Девайн. Что вы про нее помните?
Арлин пожала плечами:
– Ничего конкретного. Тихая девочка. Хорошенькая. Почему вы спрашиваете?
– Она вам никогда не казалась странной?
– Я ее мало знала. Она была старше Лиззи на год, училась в другом классе. Так что друзьями они не были. – Она нахмурилась, глядя на Джейн. – Есть какая-то причина, почему вы про нее спрашиваете?
– Украшенную бисером шапочку вашей дочери в школьном автобусе нашла именно Холли Девайн. И она была первой из детей, кто обвинил Станеков в насилии. Она стояла в начале той цепочки событий, которая привела к осуждению Станеков.
– Почему все это всплыло сейчас?
– Потому что мы не уверены, что Холли Девайн говорила правду. Хотя бы крупицу правды.
Это ошеломило Арлин, и она ухватилась за подлокотники кресла, пытаясь понять, что это может означать.
– Вы думаете, что именно Холли имела какое-то отношение к исчезновению моей дочери?
– На такую вероятность намекали.
– Кто?
Мертвая женщина, подумала Джейн. Кассандра Койл, передавшая это послание из могилы в виде фильма ужасов. В «Мистере Обезьяне» убийцей оказался не учитель, которого все подозревали. Как и Мартин Станек, учитель в кино был просто отвлечением, удобным козлом отпущения, который притягивал к себе внимание, пока истинный убийца – тихоня – прятался в тени.
«Это просто Энциклопедия ужасов».
Арлин Дипальма покачала головой:
– Нет, не могу себе представить, чтобы эта девочка преследовала мою дочь. Может быть, это сделал тот мальчик, но Холли – с какой стати?
– Мальчик? – Джейн скосила глаза на Фроста, у которого был не менее удивленный вид. – Какой мальчик?
– Билли Салливан. Лиззи его презирала, хотя они даже в одном классе не учились, – он был на два года старше. Но она достаточно хорошо знала его, а потому держалась от Билли подальше.
Джейн подалась вперед, ее внимание целиком сосредоточилось на Арлин. Тихим голосом она спросила:
– Что Билли сделал с вашей дочерью?
Арлин вздохнула:
– Поначалу это казалось обычными школьными дразнилками и враждой. Детям это свойственно иногда, но моя Лиззи была из тех девочек, которые не желают быть жертвами. Она всегда готова была постоять за себя, и это заставляло Билли пакостить еще сильнее. Я думаю, он не привык к такому сопротивлению, а Лиззи ни на дюйм не отступала. Поэтому он становился все агрессивнее. Толкал ее на переменках. Воровал деньги для ланча. Но вел себя умно: никогда не делал этого, если кто-то мог его увидеть. И поскольку свидетелей не было, то всегда выходило так, что слово Лиззи против слова Билли. Как-то раз я позвонила его матери и пожаловалась, но Сьюзен не поверила. Заявила, что ее Билли – ангел. Он чудесный мальчик, а моя Лиззи – маленькая лгунья. Даже когда Лиззи однажды вернулась домой с разбитой губой, Сьюзен утверждала, что Билли не имеет к этому никакого отношения.
– Это случилось в автобусе? Поэтому там нашли следы ее крови?
– Да. Билли сделал ей подножку. Она упала и ушиблась. Но опять: слово Лиззи против его слова.
– Почему об этом не упоминалось на процессе? – спросил Фрост.
– Вообще-то, упоминалось. Я объяснила суду, почему кровь Лиззи обнаружили в автобусе, но никто у меня не спросил, как она повредила губу. А обвинитель, Эрика Шей, была вне себя от ярости из-за того, что я вообще затронула эту тему. Она не хотела слушать ничего, что могло бы повредить ее обвинениям против Мартина Станека, потому что была абсолютно уверена: это он похитил мою дочь.
– И вы до сих пор верите в это? – спросила Джейн.
– Не знаю. Я совсем запуталась. – Арлин снова вздохнула. – Я только хочу, чтобы она вернулась домой. Живая или мертвая. Я хочу, чтобы моя Лиззи вернулась домой.
Тяжелые тучи за окном, с самого утра сгущавшиеся в небе, наконец разразились крупными снежинками, которые, кружась, падали в море. Летом здесь было бы хорошо поваляться на пляже или построить замки из песка, но сегодня этот вид отвечал мрачной атмосфере, повисшей в доме.
