У Джейн в больнице была еще одна остановка, и, выйдя из палаты Холли, она прошла по коридору к палате Эверетта Прескотта. Вчера вечером, когда его увозили, он был настолько оглушен кетамином, что смог лишь пробормотать несколько слов. Сегодня утром он лежал в кровати и смотрел в окно.
– Мистер Прескотт? Позвольте войти?
Он моргнул несколько раз, словно пробуждаясь от сна наяву, и уставился на Джейн.
– Вы, вероятно, не помните меня. Детектив Риццоли. Я была там вчера, после того как вы и миз Девайн…
– Я вас помню, – сказал он. И добавил тихим голосом: – Спасибо, что спасли мне жизнь.
– Да, вы были на волосок. – Она подтащила стул к его кровати и села. – Скажите мне, что вы помните.
– Выстрелы. Потом вы надо мной. Вы и ваш напарник. Потом «скорая». Прежде я никогда не ездил в «скорой».
Джейн улыбнулась:
– Будем надеяться, что больше с вами этого не произойдет.
Эверетт Прескотт не улыбнулся ей в ответ; он снова перевел взгляд на окно, на угрюмое серое небо. Этот человек, чудом избежавший смерти, почему-то не радовался счастливому исходу, а скорее был чем-то озабочен.
– Я говорила с вашим врачом, – снова заговорила Джейн. – Он сказал, что никаких долгосрочных последствий от одной дозы кетамина у вас не будет, но возможны вспышки воспоминаний. И может быть, день-другой вы будете чувствовать слабость. Но если вы больше не станете принимать кетамин, побочные эффекты скоро пройдут.
– Я не принимаю наркотиков. Я их не люблю. – Он иронически засмеялся. – Потому что случаются вот такие вещи.
Он выглядел как человек со здоровыми привычками: подтянутый, в хорошей форме, опрятный. Вчера вечером детективы провели проверку по нему и выяснили, что он ландшафтный архитектор и работает в бостонской фирме, имеющей хорошую репутацию. Ни задержаний, ни криминального прошлого, даже ни одного неоплаченного штрафа за парковку. Если бы возникли какие-то сомнения в обоснованности вчерашней стрельбы, то Эверетт Прескотт был бы идеальным свидетелем защиты.
– Вас, кажется, сегодня выписывают, – произнесла Джейн.
– Да, доктор сказал, что я вполне могу отправляться домой.
– Нам понадобится подробное объяснение того, что случилось вчера. Если вы придете завтра в бостонскую полицию, мы запишем ваши показания на видео. Вот, возьмите мою визитку.
– Они оба мертвы. Какое это теперь имеет значение?
– Правда всегда имеет значение, вы так не считаете?
Эверетт Прескотт задумался на секунду, снова устремил взгляд в окно.
– Правда, – тихо произнес он.
– Приезжайте завтра на Шрёдер-плаза, скажем, около десяти утра, хорошо? А если вспомнятся какие-то подробности, запишите их. Все, что вспомните.
– Есть кое-что. – Он посмотрел на нее. – Кое-что, что вы должны знать.
39
Эверетт придет сегодня.
Я не видела его с того дня, когда неделю назад нас выписали из больницы, – нам обоим нужно было прийти в себя. И уж конечно, время требовалось мне, ведь столько всяких дел навалилось. Прочитать завещание отца. Придумать, что делать с отцовской собакой, которая так и сидит в будке. Привести в порядок весь дом, спальню, заляпанную кровью. А еще эти постоянные разговоры с полицией. Я уже три раза говорила с детективом Риццоли, и мне иногда кажется, что она хочет выскоблить мой мозг, узнать в мельчайших подробностях, что произошло в тот день. Я ей каждый раз повторяю, что больше ничего не помню и мне нечего ей сказать. Кажется, она уже готова оставить меня в покое.
Слышу звонок. Несколько секунд – и в дверях появляется Эверетт с бутылкой вина. Как всегда, он пришел точно вовремя. В этом весь Эверетт, такой предсказуемый, но еще и немножко нагоняющий скуку. Впрочем, со скукой я справлюсь, поскольку в данном случае она являет себя в такой привлекательной, роскошной упаковке. Иметь богатого бойфренда никогда не повредит.
Он входит в мою квартиру какой-то усталый и подавленный, и его поцелуй – всего лишь вымученный клевок в щеку.
– Открыть бутылку? – предлагаю я.
– Как хочешь.
Это что еще за ответ? И где сегодня его энтузиазм? Раздраженная, я иду с вином в кухню, и, пока ищу в шкафчике штопор, он стоит и смотрит на меня, не предлагая помощи. После того, что мы пережили вместе, я полагала, что он захочет отпраздновать, но он даже не улыбается. Напротив, он выглядит так, будто в трауре.
Я вытаскиваю пробку, наполняю два бокала и протягиваю один ему. Запах у каберне сочный, насыщенный – вино, вероятно, дорогое. Эверетт делает всего один глоток и ставит бокал.
– Я должен сказать тебе кое-что, – говорит он.
Черт побери. Я должна была догадаться. Он хочет разорвать отношения. Как он смеет порывать со мной? С трудом сдерживаясь, я гляжу на него поверх бокала.
– И что? – спрашиваю я.
– В ту ночь в доме твоего отца… когда мы почти что умерли… – Эверетт испускает глубокий вздох. – Я слышал, что ты говорила Билли и что он говорил тебе.
Я ставлю бокал и смотрю ему в глаза:
– Что конкретно ты слышал?
– Все. Это не была галлюцинация. Я знаю, кетамин затуманивает разум, человек видит и слышит то, чего нет на самом деле, но то, что слышал я, не было фантазией. Я слышал, что вы сотворили с той маленькой девочкой. Что вы оба с ней сотворили.
Я спокойно беру бокал и делаю еще глоток:
– Это все игра воображения, Эверетт. Ты ничего не слышал.
– Слышал.
– Кетамин затуманивает память. Поэтому-то насильники им и пользуются.
– Вы били ее камнем. Вы оба убили ее.
– Я ничего не делала.
– Холли, скажи мне правду.
– Мы были совсем детьми. Неужели ты думаешь, я бы могла…
– Хоть раз скажи мне правду, черт тебя подери!
Я резко ставлю бокал:
– Ты не имеешь права так говорить со мной.
– Имею. Я был влюблен в тебя.
Вот это уже просто смешно. Если он был настолько глуп, что влюбился в меня, то это дает ему право требовать от меня честности? Ни у одного мужчины нет такого права. По отношению ко мне.
– Лиззи Дипальме было всего девять лет, – говорит он. – Ее ведь так звали, верно? Я прочел о ее исчезновении. Мать видела ее в последний раз в субботу днем, когда Лиззи ушла из дома в своей любимой шапочке из Парижа, вышитой бисером. Два дня спустя какой-то ребенок нашел ее шапочку в автобусе «Яблони». Поэтому подозрение пало на Мартина Станека и его обвинили в похищении и убийстве девочки. – Эверетт делает паузу. – Ребенок, который нашел шапочку, – это ты. Но на самом деле ты нашла ее не в автобусе. Так?
– Ты пришел к массе выводов, не основанных ни на каких свидетельствах, – холодно, рассудительно отвечаю я.
