Пожав плечами, Сарадж наклонился к Эмери.
– Я скажу! – выдавила она и закашлялась. – Я все скажу, только отпустите его!
– Сиони! – крикнул Эмери.
Сарадж хохотнул и убрал плоскогубцы.
– Справедливая сделка. Я слушаю.
– Сначала отпустите его! – крикнула Сиони.
– Вы «англичане» вечно торгуетесь, – язвительно заметил Сарадж. Скрестив руки на груди, он отступил на несколько шагов от Эмери. – У тебя нет рычагов, котенок. Зато я нахожусь в хорошем расположении духа. У меня уже есть сердце одного мага, другого мне пока не нужно. Я мог бы позволить ему уйти. Ты, с другой стороны…
– Сиони, не смей! – завопил Эмери. – Это того не стоит!
– Зато ты – стоишь, – прорыдала она. Слова прозвучали так тихо, что вряд ли он услышал их. Сглотнув, Сиони произнесла: – Тайна – сам человек.
Эмери обвис в своих путах.
Сарадж выгнул бровь.
– Тебе следовало бы выражаться более конкретно, котенок.
– Именно это и выяснил Грат, – сказала Сиони, чувствуя себя так, как будто ее уже выпотрошили. Через несколько мгновений она превратится в мешок, набитый костями. – Вы привязываетесь к естественному веществу вашего материала, затем – к себе, а потом – к новому материалу. Вот и все.
Потрошитель кивнул.
– Интересно. А заклинание?..
Сиони облизала пересохшие губы.
– Вещество, созданное землей, твой обладатель призывает тебя. Отныне отвяжи меня от того, с чем я был связан через тебя до сего дня. Так начинается смена Привязки.
Сарадж поднес магическое ожерелье к глазу-фонарю, плавающему в воздухе. Внимательно оглядел все подвески по очереди, легонько прикасаясь к ним пальцами. И нахмурился.
– Но к чему же я привязан? Умоляю открыть мне и это.
Сиони сделала паузу. Взглянула на Эмери. Уставилась на Сараджа. Над таким вопросом она никогда не задумывалась, поскольку ей не могло прийти в голову заняться магией Крови.
Сарадж – Потрошитель.
Но Сиони сама видела, как Грат привязался к человеку. Он сделал это через смерть Дилайлы. Но каково природное вещество обычного смертного? Людей в общем-то делают люди. И в конечном итоге они остаются людьми.
Может, Потрошители привязывались к родителям своих первых жертв?
Что за бессмыслица. Даже если бы Потрошитель сумел разыскать родителей убитого им человека, чтобы обрести магию, он не мог бы привязаться к ним обоим.
Сиони моргнула.
– У вас… не получится.
Сарадж помрачнел.
– Что?
Сиони помотала головой.
– У вас ничего не получится. Люди, по определению, создаются людьми, но у них нет естественного первичного вещества. Они просто… существуют. – Ее губы растянулись в улыбке, и она добавила, скорее для себя, нежели для Сараджа: – Если кто-то стал Потрошителем, он попал в ловушку. Измениться для него невозможно.
– Потрошители неспособны использовать другие виды магии! – раздался голос Эмери.
В зеленых глазах Бумажного мага отразился жуткий свет от парящих светильников. Но Эмери улыбался – теперь по-настоящему.
А Сиони рассмеялась.
– Сарадж, вы не сумеете использовать это знание. Ни вы и никто другой. Ни один Потрошитель никогда не сумеете сменить свою магическую Привязку. Сарадж, вы привязаны в буквальном смысле. Навсегда.
Смуглое лицо Сараджа посерело и перекосилось. Лоб прорезали глубокие морщины, верхняя губа вздернулась, а щеки ввалились. Он походил на загнанного зверя.
– Ладно, – процедил Сарадж.
Спрятав ожерелье в карман, он вынул из другого плоскогубцы. И повернулся к Эмери.
Вся самоуверенность мигом покинула Сиони. В груди стало пусто и холодно.
– Нет, нет! – закричала она, но Сарадж никак не прореагировал на нее.
Сиони поняла, что сейчас случится самое страшное.
Где-то должен быть выход!
Сиони принялась шарить глазами по стенам, потолку… Ничего.
Опустив голову, Сиони увидела, что из-под планки ее блузки выглядывает крохотный уголок полученного от библиотекарши листочка с адресом некоего испанца.
По какой-то причине Сарадж не заметил его. Но Сиони не могла творить Бумажную магию, не сменив свою Привязку.
Она не могла, но Эмери мог.
Сейчас Сиони не Сложит заклинание для Эмери, да и руки Эмери связаны, как и ее. Он не прикасался к этой бумажке, а значит, не сумеет призвать ее к себе приказом: «Отыщись».
Все пропало.
У нее оставался один шанс, а она не могла даже…
Сарадж присел на корточки возле Эмери.
Но Сиони продолжала искать хоть что-нибудь, чем можно было бы воспользоваться – пламя, искру. Что угодно. Но Сарадж многое учел: в комнате не имелось иных источников света, кроме мерцающих глаз. Ни фонаря, ни свечи. Ничего, что могло бы разжечь огонь, если не считать спички на ее ожерелье.
А ожерелье уже перекочевало в карман Сараджа. И на нем болталась бумажная подвеска. Сиони сделала ее из клочка тетрадного листа…
В этой тетради Сиони написала конспект по истории.
А Эмери прикасался к бумаге, когда проверял работу Сиони.
Память послушно вернула Сиони в тот день, когда она изготавливала подвеску, сидя за письменным столом в своей спальне.
И на листке еще была написана дата. «1744 г.».
– Эмери, отыскать! – крикнула она. – Отыскать дату! Тысяча семьсот сорок четыре!
Сарадж на миг замешкался. Эмери не стал задавать вопросов и повторил за Сиони:
– Отыскать! Тысяча семьсот сорок четыре!
Ожерелье выползло из кармана Сараджа и очутилось в левой руке Эмери.
Сарадж метнулся к Эмери, но тот уже успел перебросить ожерелье Сиони со всей силой, на какую было способно его связанное запястье.
Но магическое ожерелье не долетело до Сиони. Стеклянный флакон из-под духов и пробная бутылочка с жидким каучуком разбились при падении. Сарадж не стал связывать пленницу ниже бедер, и Сиони брыкнула ногой, после чего носком туфли подтянула ожерелье поближе к себе.
Сарадж кинулся к Сиони.
Сразу вспотев, ощущая бешеное сердцебиение, Сиони зажала ожерелье между ступнями. Кишки удерживали ее так крепко, что Сиони повисла на них, согнула ноги в коленях и вцепилась в шнурок с подвесками.
Сарадж бежал к ней. На ходу Потрошитель выудил из своего кармана носовой платок, перепачканный кровью.
Пальцы Сиони лихорадочно перебирали ожерелье, пока не нащупали спичку. Сиони притиснула к головке палец, попыталась чиркнуть…
